Демяновский Николай Александрович "Место и роль России в польской публицистике второй половины XVIII века"
аспирант СПбГУ
История Речи Посполитой «станиславовской эпохи», т.е. периода правления последнего польского короля Станислава-Августа Понятовского, тесно связана с историей России. Не секрет, что именно благодаря содействию Екатерины II монархом стал представитель партии «Фамилия» (фактически, политического союза Чарторыйских и Понятовских). Как известно, со временем влияние императрицы на ход дел в Польше, несмотря на попытки короля и его окружения противодействовать этому, только лишь усиливалось.
Не вдаваясь здесь в дискуссию о том, каковы причины разделов Речи Посполитой: будь то внутренние неурядицы в стране или агрессивная внешняя политика соседних Польше держав (в первую очередь, Пруссии и Австрии), либо совокупность тех и иных факторов, было бы ошибочно занижать степень участия Петербурга в тех процессах, которые происходили в последние десятилетия независимого существования Польского государства[1].
Тем не менее, приходится признать, что попытка составить представление о том, как сами поляки во второй половине XVIII века воспринимали Петербург и его политику в Речи Посполитой, наталкивается на определенные трудности.
Вместе с тем, есть основания полагать, что польская общественная мысль той эпохи (брошюры, сеймовые выступления и пр.) могут приблизить нас к пониманию того, как в Речи Посполитой «станиславовской эпохи» воспринималась Россия.
Иными словами, задачей данной работы является попытка определения роли и места России в польской публицистике второй половины XVIII века. Для её решения необходимо проанализировать сочинения наиболее известных авторов «станиславовской эпохи», которые, помимо прочего, сыграли заметную роль в политической жизни Речи Посполитой этого времени.
С этой целью были использованы сочинения Гуго Коллонтая[2], Станислава Сташица[3], Тадеуша Костюшко[4], Станислава-Августа-Понятовского[5], а также публицистическое наследие участников Барской конфедерации[6].
Нельзя не обратить внимания, что из публицистов «станиславовской эпохи» особую важность внешней политике (в том числе, отношениям Речи Посполитой с Россией) уделяли лишь барские конфедераты.
Оно и понятно, ведь особое их недовольство вызывала излишне «пророссийская» ориентация Станислава-Августа, вследствие чего они энергично выступали «против влияния России и вместе с тем для защиты старинного… политического строя»[7] Польши.
Но конфедераты не только обнаруживали недовольство, они предлагали своего рода программу действий, для того, чтобы ослабить влияние Петербурга на Варшаву[8].
Наиболее активные из конфедератов (Адам и Михал Красиньские) говорили о необходимости «ратифицировать союз с Турцией, [союз] наступательный и оборонительный, против Москвы»ратифицировать союз с Турцией, [союз] наступательный и оборонительный, против Москвы[9], после чего «втянуть Москву в войну с Турцией»ратифицировать союз с Турцией, [союз] наступательный и оборонительный, против Москвы[9], после чего «[10], и наконец «объявить трон вакантным после смерти короля Августа III, приняв манифесты о незаконности выборов чужака Станислава, которого каждый безнаказанно может убить»[11].
Таким образом, барские конфедераты в своей борьбе с Россией в первую очередь рассчитывали на помощь, которая, с их точки зрения, оказалась бы наиболее действенной в том случае, если бы удалось спровоцировать русско-турецкую войну. При этом они провозгласили одной из своих целей детронизацию Станислава-Августа, что, в свою очередь, однозначно вызвало бы недовольство со стороны Екатерины II. Ярким примером реакции Петербурга может служить попытка барцами (как иногда именуют участников Барской конфедерации) похитить короля, которая лишь форсировала военного присутствия русских войск в Польше.
Однако по-своему любопытно, что, говоря о России, Адам Красиньский не использует никаких эпитетов или иных средств, чтобы сформировать у читателей негативное представление о Российской империи.
Вместе с тем по некоторым фразам и выражениям можно понять, что пишущий воспринимает Петербург как узурпатора, так как он отмечает, что необходимо «перед … избранием (Н.Д. - короля) отправить наше войско в Москву для возвращения отторгнутых территорий»[12].
Вероятно, под этим автор понимает те земли, которых Польша лишилась в XVII веке и которые, в чем он уверен, должны быть возвращены Речи Посполитой. Как известно, Барская конфедерация (сплотившая в своих рядах защитников католической веры … противников Понятовского) потерпела военное поражение в борьбе с российскими войсками, то есть, вышеприведенную фразу, думается, не стоит воспринимать буквально. Вполне возможно, что это была всего лишь попытка автора повлиять на читателей, с целью увеличения сторонников конфедератов.
Стоит обратить внимание на то, что в цитируемом сочинении неизвестного автора, посвященному программе действий конфедератов Адама Красиньского, ни разу не употреблено слово «Россия». Оно заменено на контекстуальный синоним – «Москва». Трудно сказать, почему в польской публицистике Станиславовской эпохи авторы предпочитали оперировать несколько устаревшим географическим термином (если отождествлять название столицы с государством в целом): в сочинениях Станислава Сташица[13], Гуго Коллонтая[14] и иных авторов довольно часто фигурирует именно «Москва». Похоже, что наши авторы воспринимали обозначение «Москва» как термин более привычный, устоявшийся в сознании польского обывателя не за одно столетие, процесс замещения «Москвы» – «Петербургом» происходил постепенно, да и молодой столице Российской империи еще только предстояло в полной мере заслужить право выступать стольным градом империи. В скобках заметим, что здесь, наверное, отчасти дает о себе знать также и ассоциативное восприятие Москвы – как Руси (России допетровской), в то время как Петербург будет ассоциироваться именно с новой Россией, с Российской империей, но в польской публицистике станиславовской эпохи такой процесс замещения пока не произошел.
Необходимо подчеркнуть, что рассуждения о внешнеполитической ситуации, в которой находилась Польша во второй половине XVIII века, почти не привлекали внимания польских публицистов. В связи с этим нам трудно говорить о том, как тот или иной автор воспринимал Россию.
Иными словами, публицистическое наследие лидеров Барской конфедерации является исключением из общей картины общественной мысли «станиславовской эпохи».
Заметим, что сосредоточенность авторов на внутрипольских делах преобразования Речи Посполитой – это одна из главных черт польской публицистики того периода. Даже в названиях сочинений лишь изредка можно уловить намёк на то, что эти сочинения будут посвящены дипломатии или внешней политике. Показательно, что в ходе выступления Гуго Коллонтая в сейме 3 июня 1794 года, которое принято называть «По вопросу внешней политики»[15], автор не только не говорил о предпринимавшихся тогда действиях соседних держав по отношению к Речи Посполитой[16], но он даже ни разу не упоминает о восстании Костюшко. Может ли это свидетельствовать о том, что внешняя политика не интересовала Коллонтая или других польских авторов (политиков)? Вряд ли. Скорее, это свидетельство тех или иных предпочтений поляков пишущих, поляков, действующих в политике: на первом месте – дела внутренние, дела внешние – следуют за делами внутренними, либо выступают на их фоне. Ярким примером может послужить утверждение Коллонтая, что «желая действовать с приличием заграницей, сначала необходимо убедиться в безопасности собственных поступков»[17]. Под «собственными поступками» автор, по всей видимости, подразумевает «олигархию, которой мы дали возможность укорениться»[18].
Иными словами, польские публицисты не стремились в своих сочинениях акцентировать внимание на внешней политике, если о ней и шла речь, то все её проблемы связывались с развитием внутриполитической ситуации в Польше. Во всяком случае, на основании анализа произведений польских авторов «станиславовской эпохи» затруднительно не то, что составить собирательный образ России, порой почти невозможно вызывает большие затруднения найти хоть какое-то упоминание о Петербурге вообще.
Исключением здесь, наряду с публицистикой барских конфедератов, выступают, пожалуй, «Мемуары» Станислава-Августа Понятовского. Как известно, этот источник, во многом основанный на дипломатической, буквально пестрит упоминаниями о Екатерине II, её советниках и Российской империи. Заметим лишь, что отношение к России у Понятовского постепенно менялось. Если в начале своего правления король воспринимал себя и Польшу как партнёров России[19], то уже во время первого раздела мы можем увидеть иное отношение Станислава-Августа. Думается, что совсем неслучайно король привёл письмо одного из польских епископов, который описывал действия русских войск в Польше («Сегодня в шесть часов утра в мой дом вошел маленький офицер и десять солдат, они нашли меня спящим. Пока я просыпался, маленький офицер сказал мне, что он и его люди отправлены ко мне по приказу трех иностранных министров; это в тоже время значило, что я принимаю меры необходимости и удобства, как для людей, так и для лошадей этих солдат …»)[20].
Но, говоря о «Мемуарах» не стоит забывать, что они принадлежали монарху Речи Посполитой, то есть человеку, который смотрел на любую ситуацию несколько иначе, чем другие польские политики и обыватели Речи Посполитой в целом.
Наверное, единственным публицистом, кто наравне с барскими конфедератами, акцентировал внимание на международной ситуации, был Тадеуш Костюшко. В своей известной брошюре «Могут ли поляки добиться независимости?» польский генерал не только обратил внимание читателя на внешнюю политику, но и отдельно остановился на месте и роли России в международной политике рубежа XVIII – XIX веков.
Интерес Костюшко к данной тематике в первую очередь объясняется тем, что ко времени написания брошюры (1800 год), Польша уже не существовала, как независимое государство. По-видимому, одной из главных целей автора было стремление побудить поляков к восстановлению национальной государственности, что было возможно лишь в случае возвращения земель, отошедших к Пруссии, Австрии и России.
Примечательно, что Костюшко не только воодушевляет своих соотечественников на восстание, он предлагает помочь российским крестьянам «разбить своё ярмо»[21], то есть, буквально, подорвать Российскую империю «изнутри». Не вдаваясь в рассуждения по поводу методов и целесообразности предложений Костюшко, отметим, что его идеи отличает чёткая и выверенная логика и, что выгодно отличает его сочинения от произведения коллег по перу, отсутствие противоречий. Даже есть основания говорить о, своего рода, «Программе Костюшко», что отнюдь не характерно для польской публицистики в целом. В своей «программе» автор рассуждает о возможностях поляков обрести независимость: моделируя ситуации восстаний, Костюшко беспристрастно описывает гипотетическое развитие событий. При этом он особо останавливается на России. Мы лишь можем предположить, что это связано с тем, что польский генерал после поражения восстания 1794 года был пленен именно российскими войсками. Прожив несколько лет в Петербурге, для него Россия стала понятнее, чем Австрия или Пруссия.
Таким образом, польские публицисты второй половины XVIII века уделяли мало внимания России в своих трудах. Скорее всего, это можно объяснить тем, что многие авторы считали самыми важными вопросами – внутренние проблемы Речи Посполитой – вопросы государственного устройства, целесообразность предоставления политических прав горожанам и многие другие. Как исключения, стоит привести примеры сочинений барский конфедератов, которые уделяли первоочередное место внешней политике и политике Петербурга по отношению к Варшаве и «Мемуары» Станислава-Августа Понятовского, которые по большей части состоят из дипломатической переписки, которая в том числе между польским королем и российской императрицей достаточно богата. В некоторых произведениях Тадеуша Костюшко, в первую очередь, в брошюре «Могут ли поляки добиться независимости?» Российской империи в частности уделено достаточно много внимания. Однако это, прежде всего, связано с тем, что данное сочинение относится к периоду, когда Польша уже исчезла с политической карты Европы. В связи с этим автору было важно побудить соотечественников к борьбе за возрождение их Родины, что, по его мнению, было возможно лишь, организовав восстание на территориях бывшей Речи Посполитой, часть из которых после трех разделов, как известно, отошла к России. Однако большинство польских публицистов второй половины XVIII века чаще всего не отводили сколько-нибудь важного места России в своих сочинениях.
[1] В польской исторической науке эта дискуссия получила своё выражение в исследованиях представителей, так называемых, «краковской» и «варшавской» школы, которые в рассуждениях о причинах падения Речи Посполитой делали акцент на внутренний или внешний фактор, соответственно.
[2] Kołłątaj H. Stan oświecenia w Polsce w ostatnich latach Augusta III (1750-1764). Wrocław, 2003.
[3] Staszic S. Przestrogi dla Polski. Wrocław, 2010.
[4] См. например: Костюшко Т. Могут ли поляки добиться независимости? // Избранные произведения прогрессивных польских мыслителей. Т.1. М., 1955. С.461-503.
[5] Poniatowski S.-A. Mémoires. T.2. Leningrad, 1924.
[6] Konfederacja Barska. Wrocław, 2010.
[7] Бобжиньский М. Очерки истории Польши. Спб., 1891. С.268.
[8] См. подробнее: Adama Krasińskiego// Konfederacja barska. Wrocław, 2010. S.3-4.
[9] Ibid. S.4.
[10] Ibid. S.3.
[11] Ibid.
[12] Ibid. S.4.
[13] См. например: Staszic S. Terażniejszy związek polityczny co do powagi Narodów// Przestrogi dla Polski. Wrocław, 2010. S.58-61.
[14] См. например: Kołłątaj H. O sukscesji tronu i innych sprawach najważniejszych // Kuźnica Kołłątajowska. Wrocław, 2010. S.71-83.
[15] Kołłątaj H. O sprawie polityki zagranicznej // Kuźnica Kołłątajowska. Wrocław, 2010. S.148-155.
[16] Считается, что эта речь была произнесена 3 июня 1794 года, то есть, во время восстания Костюшко.
[17] Kołłątaj H. O sprawie polityki … // Kuźnica Kołłątajowska… S.148.
[18] Ibid. S.149.
[19] Текст «Инструкции для делегатов», которую, видимо, король направил своим уполномоченным представителям для ведения переговоров с Веной, Берлином и Петербургом во время заключения договоров о первом разделе 1772 года, позволяет с известной долей уверенности утверждать, что поляки рассматривали эти события изначально, как компромисс равноправных сторон.
[20] Requête de l’évéque de Luceorie Turski au roi, du 11 Mai 1773 // Poniatowski S.-A. Memoires… P.123-124.
[21] Костюшко Т. Могут ли поляки добиться независимости? // Избранные произведения прогрессивных польских мыслителей. Т.1. М., 1955. С.474.
Вконтакте
FacebookЧто бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт