Карпук Дмитрий Андреевич "К вопросу о реформе духовной цензуры в 1862 г."
студент исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета; преподаватель Санкт-Петербургской православной духовной академии
История духовной цензуры в дореволюционной России, особенно во второй половине XIX – начале XX вв., остается практически совсем неразработанной в отечественной историографии[1]. Вместе с тем, духовная цензура в XIX в. считалась современниками самой строгой[2], поэтому процесс ее институционализации и взаимодействия со светской цензурой, а также ее влияние не только на собственно церковную, но и на светскую литературу, представляет особый интерес.
Так получилось, что духовные цензурные комитеты на протяжении более чем вековой своей истории руководствовались в своей повседневной деятельности уставом духовной цезуры, утвержденном еще в строгое николаевское время, а именно в 1828 г. С тех пор и особенно во второй половине девятнадцатого столетия неоднократно предпринимались попытки внести коррективы и исправления в действующее духовно-цензурное законодательство.
Одна из таких попыток была предпринята в 1862 г. В июне председатель «Высочайше утвержденной» комиссии по реформированию гражданского цензурного законодательства князь Д.А. Оболенский обратился к обер-прокурору Св. Синода А.П. Ахматову с отношением, в котором указал, что в гражданском цензурном законодательстве планируется произвести некоторые преобразования и изменения. Вместе с тем, князь отметил, что комиссия, с одной стороны, не собирается вторгаться в те положения, которые относятся к духовной цензуре. С другой стороны, комиссия «полагает однако полезным внести в устав духовной цензуры те дополнения и изменения, которые, по указанию духовного ведомства, могут быть с пользою сделаны»[3].
Согласно упоминавшемуся выше уставу духовной цензуры духовные цензурные комитеты действовали при духовных академиях. Центральными, вполне ожидаемо, являлись столичные: Санкт-Петербургский и Московский. Полномочия двух других, Киевского и Казанского, при соответствующих академиях, были незначительными[4]. Обер-прокурор через Св. Синод обратился с отношениями к трем митрополитам – Санкт-Петербургскому, Московскому и Киевскому – с тем, чтобы они, в свою очередь, потребовали предоставить свои проекты о возможных преобразованиях в ведомстве духовной цензуры от академических конференций. Казанская духовная академия и действовавший при ней духовный цензурный комитет в данном случае были проигнорированы.
В течение последующих нескольких месяцев в канцелярию обер-прокурора Св. Синода от указанных митрополитов поступили подробные отзывы. Причем мнение каждой академии сопровождалось комментариями правящего архиерея. В этом отношении любопытно сравнить мнение высшей церковной власти с мнениями профессоров духовных академий. Больше всего разногласий возникло между ученым советом Московской духовной академии и митрополитом Филаретом (Дроздовым). Последний даже, пересылая отчет академической конференции, составил свою особую записку, в которой не только раскритиковал некоторые положения профессоров, но и предложил свои варианты решений и изменений тех или иных устаревших параграфов устава духовной цензуры[5].
Практически никаких разногласий не наблюдалось между конференцией Киевской духовной академией и митрополитом Киевским Арсением (Москвиным). При изучении мнения профессоров духовной академии складывается впечатление, что при составлении своей записки они излагали не собственные предложения, а заранее предугадывали пожелания своего правящего архиерея с тем, чтобы не возникло никаких конфликтов[6]. И вместо того, чтобы в некоторых областях духовного цензурирования внести послабления, авторы проекта предлагали идти на ужесточение мер.
Проекты Московской и Киевской академии были мелочны в своих деталях, и все предлагаемые предложения касались частностей. Более серьезные изменения предлагала осуществить конференция столичной духовной академии. При этом Санкт-Петербургский митрополит Исидор (Никольский) оставил меньше всего комментариев в своем сопроводительном письме.
В то время, как Московская и Киевская академия предлагали уравнять в правах все четыре духовных цензурных комитета при соответствующих духовных академиях[7], Санкт-Петербургская корпорация предлагала вообще отделить цензурные комитеты от духовных академий и напрямую подчинить Св. Синоду: «Цензурные комитеты духовных книг поставлены в зависимость от академических конференций. Это подчинение имело бы значение, если бы конференции служили центрами, оберегательными и двигателями духовного просвещения, или имели голос в церковных делах. Но члены конференции не получают данных, чтобы судить о повышении или понижении уровня образования в духовных академиях и семинариях; они не имеют права возбуждать вопросы или делать предложения для обсуждения конференциею, разве согласившись втроем. Сама конференция не может принять или одобрить к общему употреблению ни одной книги по своему ведомству; она не вправе положить окончательной оценки тем рассуждениям воспитанников академий, от которых зависит утверждение ученых степеней; мало того, она не может напечатать протоколов или журналов своих заседаний без одобрения цензурою. Посему желательно, чтобы цензурные комитеты были самостоятельными учреждениями, подведомственными только Св. Синоду»[8].
Как известно, один из главных вопросов, который стоял перед комиссией по реформированию гражданской цензуры, был вопрос о частичной отмене предварительной цензуры и введение карательной. В этом вопросе Московская академия оказалась впереди остальных. В частности предлагалось освободить от предварительной духовной цензуры слова и речи епархиальных архиереев, периодические издания, выходившие при духовных академиях[9].
Члены же Санкт-Петербургской и особенно Киевской академических корпораций оказались менее решительными. Так, в проекте столичной академии было указано: «Желание отмены предупредительной сделалось господствующим в кругу светской литературы. Но комиссия по пересмотру цензурных постановлений находит не безвредною эту отмену по крайней мере в настоящее время. Положительно вредною надобно признать эту отмену для сочинений духовного содержания»[10]. Киевский же митрополит вообще заявил: «Проектируемые комиссиею замен законодательства предупредительного карательным, как не согласный с духом христианства и даже с правилами, так называемой гуманности, в лучшем смысле понимаемой, в Духовную цензуру ни в каком виде допущен быть не может. Гуманность требует от нас любви и доброжелательства ко всякому человеку, к какому бы он классу народа и племени и даже вероисповеданию не принадлежал: что же это будет за любовь и доброжелательство, когда мы, видя этого человека не только самого заблуждающим, но и других разными способами в свое заблуждение привлекающим и таким образом неминуемо идущим и других за собою ведущим в явную погибель, ни словом ни делом ни остановим его на сим гибельном пути и даже легким напоминанием братским увещанием не позволим себе во имя свободы, нарушить его зловещего спокойствия, в тоже впрочем время, с каким-то злорадным терпением, молчалива ожидая достойного для него наказания, которое рано, или поздно должно его постигнуть? Нет, это не любовь и доброжелательство к ближнему, а официальный как бы подкоп и коварство»[11].
Представленные отзывы трех духовных академий необходимо было проанализировать, составить некий итоговый документ и представить его на утверждение Св. Синода. Далее Синод в свою очередь должен был данный документ, возможно после внесения еще каких-нибудь дополнительных изменений, отправить в комиссию возглавляемую князем Оболенским. Однако Синод явно не торопился с предложениями, все время пытаясь узнать к каким выводам пришла комиссия по реформе гражданской цензуры, чтобы согласовать свои предложения с гражданским законодательством. Через некоторое время комиссия прекратила свою деятельность, а вопрос о реформе духовной цензуры вообще был снят с повестки дня. Столь важная и насущная реформа духовной цензуры не состоялась.
Вместе с тем обращение и изучение указанных проектов является весьма интересным и полезным в контексте изучения истории духовной цензуры. Ведь в рассматриваемых отзывах-отчетах были озвучены мнения профессоров трех высших духовных учебных заведений Российской империи, прозвучали голоса трех митрополитов старейших кафедр Русской Православной Церкви. Кроме того, многие записки в духовных академиях составлялись как раз духовными цензорами. Поэтому встречающиеся разногласия и противоречия между тремя центрами духовной цензуры позволяют говорить о том, что многие члены цензурных комитетов прекрасно понимали и осознавали проблемы в своей сфере и пытались качественно улучшить деятельность духовно-цензурных комитетов, в том числе для пользы общества.
[1] По истории духовной цензуры см.: Сборник законоположений и распоряжений по духовной цензуре с 1720 по 1870 гг. СПб., 1870; О духовной цензуре см.: Барсов Т.В. О духовной цензуре в России // Христианское чтение. 1901. № 5. С. 691-719; № 6. С. 966-998; № 7. С. 110-130; № 8. С. 238-257; № 9. С. 390-404; Котович А. Духовная цензура в России (1799-1855 гг.). СПб.: Типография «Родник», 1909. – XVI с., 608с., XIII с.; Задорнов А., прот. Церковная цензура: прошлое и перспективы [Электронный ресурс] // http://www.bogoslov.ru/text/305703.html (дата обращения: 07.09.2013); Антипов М. Деятельность Санкт-Петербургского Комитета духовной цензуры как издательской структуры в XIX – начале XX вв. [Электронный ресурс] // http://www.bogoslov.ru/text/311692.html (дата обращения: 07.09.2013).
[2] Профессор Санкт-Петербургской духовной академии Д.И. Ростиславов в своем сочинении «О православном белом и черном духовенстве в России» в параграфе «О духовной цензуре» описывает деятельность Санкт-Петербургского цензурного комитета в середине 60-х гг. XIX в. исключительно в отрицательном ключе. Автор указывает на негативное влияние цензуры на духовную литературу, приводя соответствующие примеры, подтверждающие его позицию. Общий итог этого раздела можно было бы заключить словами самого автора: «Вы браните светскую цензуру? Эх! Познакомьтесь с духовной, тогда первая вам покажется чудом снисходительности». Ростиславов Д.И. О православном белом и черном духовенстве в России. В 2-х т. Т.1. – Рязань: Александрия, 2011. С.29. Такое же отрицательное отношение к институту духовной цензуры содержится в двух статьях опубликованных на страницах «Церковно-общественного вестника»: «Епархиальная цензура» (Церковно-общественный вестник. 1880. №54. 7 мая. С.1-2; №55. 9 мая. С.1-2; №60. 21 мая. С.1-2.) и «Комиссия по пересмотру законов о печати и духовная цензура» (Церковно-общественный вестник. 1880. №136. 14 ноября. С.1-2; №137. 16 ноября. С.1-3; №139. 21 ноября. С.1-3; №140. 23 ноября. С.1-3.).
[3] РГИА. Ф.797. Оп. 32. Отд. 1. Д. 158. Л.1.об.
[4] Сборник законоположений и распоряжений по духовной цензуре с 1720 по 1870 гг. СПб., 1870. С.24-25.
[5] РГИА. Ф.797. Оп. 32. Отд. 1. Д. 158. Л.28-31.
[6] Там же. Л.11-15.
[7] Там же. Л.13, 38.об.
[8] Там же. Л.13, 16.об.-17.
[9] Там же. Л.33.об.
[10] Там же. Л.18.об.-19.
[11] Там же. Л.11-12.
Что бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт