• Главная 
• Совет молодых ученых ИРИ РАН 
• О школе-конференции
  • Оргкомитет
  • Программы
  • Отчеты
• Информационное письмо
• Заявки 
• Доклады 
• Архив
  • 2012
  • 2013
  • 2015

Старицын А.Н. «Неизвестное» староверческое поселение за Салмозером.

Старицын Александр Николаевич,

ИНИОН РАН, библиограф

«Неизвестное» староверческое поселение за Салмозером.

   В РГАДА среди документов Новгородского приказа в фонде № 159 (Приказные дела новой разборки) сохранилось дело по обвинению Макаром Поликарповым старост Пудожского погоста в сожжении старообрядцев по сговору с ними и завладении их имуществом. В нем содержатся сведения о гибели неизвестного из других источников поселения староверов. В научный оборот дело было введено в 1994 г. Е.М. Юхименко, установившей, что староверческое пристанище основали в 1688 г. «на черном лесу за Салмозером и за Корбозером» каргопольцы Мишка Кушников и Ивашко Серый, которые и сгорели там при захвате поселения воинской командой[1]. Краткое содежание дела следующее. В конце 1688 г. в Олонце власти получили изветную челобитную от попа Колодозерской волости Киприяна Михайлова, что в соседней Корбозерской волости за 5 верст от Салмозера в лесу каргопольский кузнец Мишка Кушников «с товарыщи учинили воровское пристанище и построили раскольные избы»[2]. Олонецкий воевода  Иван Богданович Ловчиков послал для сыска «раскольников» подьячего Ивана Черкасова и одновременно приказал старостам Пудожского погоста собрать людей с оружием, чтобы захватить преступников живых, а их имущество сохранить. Старосты выполнили распоряжение воеводы, но живыми старообрядцев не захватили (они сгорели). Из имущества, оставшегося после сгоревших людей, старосты нашли в лесу только 7 лошадей и мешочек с 6 рублями. 12 марта 1689 г. в Олонецкой приказной избе Макар Поликарпов обвинил старост в том, что они сами сожгли «раскольников» и получили от них за это лошадей, одежду, серебро и деньги. По извету началось следствие. Старосты были вызваны в Олонец и допрошены. Были устроены очные ставки с доносчиком, произведен «повальный обыск», в результате которого допросу подверглись 158 человек. Обвинения Поликарпова не подтвердились, старосты были оправданы[3]. В декабре 1690 г. уже в Москве в Новгородском приказе он подал новую челобитную, в которой повторил свои обвинения с добавлением новых подробностей и новых обвиняемых,  в частности олонецкого площадного подьячего Захара Лопакова. Он также утверждал, что в Олонце расследование по его извету не проводилось[4]. В Москву вызвали обвиняемых Никиту Иванова, Захара Лопакова и др. Они приехали только летом 1691 г. Поликарпов, видимо, посчитав, что его челобитью не дали хода, написал третью челобитную в июле 1691 г. В челобитной он жаловался, что и в Новгородском приказе следствие еще не началось[5]. Но с прибытием  в Москву обвиняемых дело ускорилось, возобновились допросы и очные ставки. Обвиняемая сторона тоже ответила подачей коллективной челобитной против Макара Поликарпова – известного в округе миропродавца и разорителя крестьян. В результате расследования все обвинения Макара Поликарпова были признаны ложными. Он сам был наказан плетьми и выслан в Олонец для взыскания с него незаплаченных в казну подрядных денег[6].

   Из материалов дела попытаемся выявить все возможные сведения о Салмозерском поселении. В первую очередь необходимо определить время его существования. Извет священника Киприяна о возникшем недавно староверческом поселении за Салмозером поступил в Олонецкую приказную избу, по всей видимости, в ноябре 1688 г. Наказная память к пудожским старостам была доставлена в первых числах декабря[7], т. к. 19 декабря старосты уже отписали воеводе о том, что староверы сгорели, а из имущества осталось только семь лошадей, из которых 2-х они успели продать в Олонце[8]. Старосты также занимались сохранением имущества, оставшегося после сбежавшего старовера Максимки Андреева. На все эти действия требовалось время. Следовательно, поселение,  возникшее осенью 1688 г., в начале декабря было уже уничтожено. Поселение состояло из нескольких изб, в самой большой из которых (по словам старост «изба высока и велика»), староверы сгорели[9].

   Место, избранное для поселения, находилось на самой окраине Пудожского погоста за 5 верст от слабо населенной Салмозерской волости[10]. На север от волости в верхнем течении реки Водлы территория была  необитаемой[11]. Об удачности выбора места свидетельствуют два фактора. С одной стороны - удаленность от административных центров, что должно было обеспечить безопасность. Салмозерская и соседняя Корбозерская волости Олонецкого уезда граничили с Кенозерской  волостью Каргопольского уезда и, таким образом, находились на стыке двух уездов. С другой стороны - близость известных торговых путей, что давало возможность сообщаться с единоверцами. Вниз по Водле можно было добраться до Пудожского погоста. Севернее пролегал старинный водно-волоковый путь из Новгородчины в Заволочье по реке Черева. На восток через Кумбасозеро попадали в Каргополье. На запад через Водлозеро выходили к верховьям Выга.

   Организаторами поселения являлись каргопольцы – кузнец Мишка Кушников и Ивашка Серый[12], которые имели среди пудожан активных помощников. В наказной памяти пудожским старостам воевода предписывал «…по волостем тех людей, которые имяны в тое памяти писаны, понаровщиков, и хто пристанище строил, и строить пособлял, и в думе с ними был, и иных таких же, где обьявятца, Ивашка Дурного, Ивашка Максимова с товарищы, всех переимать и, перевязав, прислать для розыску и свидетельства на Олонец»[13]. Старостам удалось схватить на дороге, ведущей к староверческому поселению, каргопольца Ивашка Серого с одним товарищем и прислать их в Олонец к воеводе[14]. Другого товарища Ивашки «становщика Максимка Андреева» поймать не удалось. Он вместе с женой успел скрыться, бросив свое имущество[15]. В переписной книге 1678 г. местом жительства Максима Андреева названа деревня  «на Тамбичезере на Кумбосе реке Костина гора» Корбозерской волости[16]. Он жил во дворе с братом Лазарком. У Лазарки отмечены два сына Алешка 6 лет и Памфилка 4 лет. У Максима отмечен сын Иван 5 лет. Соседом Максима Андреева значился Иван Семенов[17]. Можно допустить, что это и есть Ивашка Дурной, которого старостам следовало изловить как «понаровщика» и единомышленника староверов. Вместе с Ивашкой Дурным аресту подлежал Ивашка Максимов. Сын Максима Андреева, достигший к 1688 г. только пятнатцатилетнего возраста, едва ли был настолько самостоятельным, что его именно выделили среди строителей пристанища. Скорее на эту роль подходит колодозерский крестьянин из деревни «Другое Максимовская» Ивашко Максимов сын Копалин, который в 1678 г. помимо своего деревенского участка владел ещё и пустошью на Колодозере[18]. Основную массу поселенцев составляли, несомненно, местные крестьяне. Среди погибших известны жители Колодозерской волости деревни Кукасова гора или Пирзаково Никоновы дети[19]. В 1678 г. деревня называлась «Пузаковская, а Перзаковская тож» и состояла из 12 дворов. В одном дворе жили «Ивашко, Андрюшко Никоновы. У Ивашка дети Левка шти лет, Митка году, у Андрюшки сын Матюшка четырех лет»[20]. Допустимо предположить, что за 10 лет семьи братьев Никоновых ещё больше увеличились. О них упомянул на очной ставке Макар Поликарпов, обвиняя старосту Федьку Смазня в том, что он продал оставшееся после сгоревших крестьян имущество, а деньги присвоил себе. Но Смазень пояснил, что скотиной и хлебом «сошлых крестьян» распорядились мирские люди. Они продали скотину, чтобы заплатить в казну за опустевшие деревенские участки, а хлеб оставили на хранение[21].

   В самом поселении, как выяснилось в ходе расследования, тоже имелись запасы хлеба. Старосты с понятыми, думается, с умыслом поспешили к рассекреченному убежищу староверов. Если бы подъячий приехал первым и руководил захватом, то по закону все оставшееся после сгоревших «раскольников» имущество должно было поступить в государеву казну. В данной ситуации крестьянский мир дружно выступил против государственной машины. Крестьяне рассчитывали договориться со своими земляками-староверами, чтобы те передали им своё имущество. Если бы переговоры провалились, то крестьяне самовольно забрали бы староверческие пожитки до приезда подъячего. Отчасти им это удалось сделать. Они не сразу предъявили  присланному из Олонца подъячему Ивану Черкасову якобы найденные на снегу деньги 6 рублей. Только из-за того, что староста Матюшка Федотов случайно проговорился об этих деньгах, о них  стало известно подъячему[22]. Крестьяне упорно не желали расставаться с имуществом погорельцев, которым они завладели. Из 158 человек опрошенных только один выдал общий секрет. По показанию Юшки Пантелеева старосты присвоили себе лошадей, которых объявили замерзшими в лесу. Тот же Юшко Пантелеев подтвердил обвинение Макара Поликарпова, что Сенька Леонтьев и Мишка Кузьмин с двоюродным братом Анашкою Васильевым вывезли из староверческого поселения 9 возов хлеба[23]. Федька Смазень утаил от следствия, что скотина сгоревших старообрядцев была  продана, чтобы заплатить за опустевшие деревенские участки[24]. Он ничего не сказал о пищали, которую ему выкинул из окошка Мишка Кушников, перед тем как сгореть[25]. Староверы, обустраиваясь в тайном месте, предполагали, что им придется обороняться, и вооружались. Поэтому пищаль, заимствованная (добровольно или насильно) у колодозерского крестьянина Тита Попова, оказалась в руках организатора тайного поселения. Перед самосожжением староверы стреляли по обступившим их вооруженным понятым и старостам[26]. Возможно, это произошло из-за того, что старостам не удалось договориться со староверами. Аналогичная ситуация описана Евфросином в «Отразительном писании»: когда Портновский, получив взятку, стал требовать больше, по нему стали стрелять со стен монастыря[27]. Примечательно, что салмозерские староверы стреляли не по стрельцам, а по своим же землякам старостам. Опасаясь, что подъячий наложит арест на имущество староверов, старосты не дали староверам времени подумать о сдаче. Они надеялись скрыть их имущество до приезда подъячего. Проявляя несговорчивость и поспешность, старосты могли невольно или сознательно спровоцировать староверов на самосожжение. Может быть, именно это имел в виду Макар Поликарпов, обвиняя старост в пожеге староверов, чтобы завладеть их имуществом. Усилия крестьянского мира в лице старост перехитрить государство не увенчались успехом. В итоге, следствие разобралось в крестьянских махинациях. Думный дьяк Емельян Игнатьевич Украинцев с товарищами приговорили взыскать со старосты Матюшки Федотова и с других бывших с ним старост шесть рублей и стоимость пяти лошадей; со старосты Федора Смазьня и с мирских людей 9 рублей за проданную скотину, оставшуюся после Никоновых; с крестьянина Сеньки Леонтьева с братом стоимость дватцати семи четей хлеба, вывезенного из староверческого поселения[28].

   Из представленных выше фактов три обращают на себя внимание, т. к. они нашли отражение в старообрядческих сочинениях при описании поселения выступившего против церковной реформы монаха Иосифа Ловзунского: 1) время гибели поселения – декабрь 1688 г., 2) место поселения – недалеко от реки Водлы на границе Олонецкого и Каргопольского уездов, 3) активное участие в организации поселения выходцев из Каргополья.

   Иван Филиппов, изображая подвиг стояния за веру Иосифа Ловзунского, указывает, что его пустынь находилась «близ Водлы меж Каргопольским и Олонецким уездами на пустом лесу»[29]. Время гибели поселения Иосифа Ловзунского определяется  П.С. Смирновым декабрем 1688 г., как непосредственно следующее после второй Палеостровской «гари», произошедшей 23 ноября 1688 г.[30]. Синодик Выгорецкий называет точную дату трагедии – 4 декабря[31]. Филиппов ничего не сообщает об участии каргопольцев в организации поселения. Но он уверенно говорит о происхождении самого инока Иосифа из села Ловзунги Каргопольского уезда[32]. В другом старообрядческом историческом труде «Винограде Российском», написанном в 1730-1733 гг. выговским киновиархом Семеном Денисовым, приводится рассказ о страдальце Иоанне, из которого становится очевидной связь Салмозерского поселения и с Каргопольем и с Иосифом Ловзунским: «В Пудожском погосте Иоанна новолюбцы поимавше, иже Каргопольскаго уезда бяше и ученик приснопамятнаго отца Иосифа Лобзунскаго, изшед из пустыни в Пудожский погост, поиман бысть от новолюбителей, его же поимавшии к граду Олонцу за стражею отсылают»[33]. Рассказ в точности повторяет сведения из дела Поликарпова о поимке пудожскими старостами Ивашки Серого, одного из организаторов вместе с каргопольцем Мишкой Кушниковым Салмозерского поселения и, как выяснилось, духовного сына Иосифа Ловзунского. Выдержка из ещё одного старообрядческого сочинения - «Отразительного писания», принадлежащего перу некоего инока Евфросина, подтверждает тождество поселений - Иосифа Ловзунского и Салмозерского. «Ехал подъячей с Новаграда в Каргополь сказ[ки] брать. Корбозерския же саможженцы, Иосифовы посланницы, усревше хотяще на жертву себе привести Христу, поучили гонителя, раны доволно давше ему, и отъидоша во гроб свой»[34]. Выходцы из Корбозерской волости составляли значительное число участников Салмозерского поселения, которые действовали от имени их учителя Иосифа Ловзунского. Речь идет именно о нем, а не о Иосифе Сухом, организаторе Пудожской «гари». Как известно, последняя произошла в 1693 г., а цитируемый трактат против самосожжений датируется 1692 г.[35].

   Проведенный анализ старообрядческих сочинений в свете новых фактов, содержащихся в деле по обвинению Макаром Поликарповым пудожских старост в сожжении староверов и в сговоре с ними, позволяет заключить, что фигурирующее в деле поселение за Салмозером это не что иное, как поселение Иосифа Ловзунского, о котором упоминают староверческие сочинения. Старообрядческие авторы не игнорировали салмозерскую трагедию, а писали о ней под другим названием.

Вконтакте

Facebook

Что бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт