Наконечный Михаил Юрьевич Смертность в каторжных тюрьмах Российской империи и карательных заведениях Австрии в 1882-1912 гг. в сравнительном контексте.
аспирант Санкт-Петербургского института истории
"Система сибирской каторги вылезала <...> какой-то чудовищной отрыжкой азиатчины на фоне европейского государства"- утверждала сотрудник журнала "Каторга и ссылка" Е.Никитина в своей статье о тюрьме и каторге 1905-1913 гг., вышедшей в 1927 году в Москве в сборнике "Девятый вал". Еще более однозначно выразился общепризнанный специалист и признанный "монополист" по тюремной проблематике лауреат сталинской премии профессор М.Н. Гернет во вступлении к своей фундаментальной пятитомной "Истории царской тюрьмы : " В истории царской тюрьмы нет и не могло быть ни одного светлого периода хотя бы самой короткой продолжительности <...> Всюду, во всех тюрьмах, для кого бы они не предназначались, отвратительно и тяжело <...>."
Данные высказывания видных советских ученых, в целом, исчерпывающе характеризует отношение классической советской историографии по отношению к дореволюционной пенитенциарной системе, в частности, к едва ли не самому одиозному каторжному ее сегменту. Образ убийственной каторги возник задолго до революции и использовался как зарубежными, так и отечественными критиками царского самодержавия вплоть до падения монархии. В советский период "чудовищная царская каторга" превратилась в один из практически не обсуждаемых штампов, характерных как для исторической, так и для юридической литературы, касающейся темы дореволюционной системы исполнения наказания.
Несмотря на то, что царской тюрьме в советское время были посвящены десятки статей и монографий, до сих пор практически отсутствуют работы, основанных на анализе базовых статистических индикаторов состояния системы исполнения наказания дореволюционной России. Прежде всего, к таким фундаментальным индикаторам относятся общие коэффициенты смертности арестантов за репрезентативный ряд лет. Именно смертность в тюремной системе, наряду с рядом других показателей, считается в пенологии объективным маркером, характеризующим общие условия содержания арестантов.
Индекс смертности арестантов важен прежде всего потому, что достаточно четко демонстрирует, насколько та или иная тюремная система интегрировала в медицинскую службу пенитенциарных структур достижения медицины, тюремной гигиены и пенологии, характерных для той или иной эпохи, а также четко характеризует результаты работы тюремных врачей и служб снабжения. В более широком смысле, статистика смертности в тюрьмах может раскрывать институциональные и специфические черты конкретной государственности, ведь интегральное отношение к заключенному есть весьма показательный элемент любой государственной политики.
Парадоксально, несмотря на важность этих данных, в то же время современная историография почти не содержит аналитических работ о динамике коэффициентов смертности в разных сегментах дореволюционной пенитенциарной системы за длительный ряд лет. Более того, в отечественной исторической науке почти отсутствуют даже дескриптивные статистические работы, где бы последовательно фиксировались изменения коэффициентов смертности в разных сегментах дореволюционной тюрьмы. До сих пор не предпринят анализ динамики показателей статистики смертности в 1880-1912 гг. Хотя именно в этот период глобальных структурных реформ тюремной сферы и многочисленных институциональных, организационных изменений пенитенциарной системы статистика движения заключенных в Империи была выедена на наивысший уровень полноты и достоверности.
В результате богатейший статистический материал о санитарном состоянии мест заключения Российской империи, ежегодно с начала 1880 гг. издаваемый Главным тюремным управлением, по сию пору остается невостребованным. Хотя при помощи этих данных можно попытаться ответить на целый ряд важнейших вопросов о конкретном месте дореволюционной тюрьмы в мировом контексте.В ходе подготовки данного доклада и, в целом, диссертационного исследования, автором привлекаются эти данные в качестве основной отправной точки. Вопрос: справедлива ли однозначно "негативная" оценка каторжных тюрем периода поздней Российской Империи (1880-1917), в чуть смягченном виде перекочевавшая из советской исторической науки в современную историографию?
С одной стороны, после изучения широкого массива архивных и мемуарных источников очевидно, что дореволюционная каторга содержала в себе множество печальных, мрачных и даже уродливых явлений, характерных для тюрем XIX века в целом и для России в частности: экстремально высокая смертность в некоторых каторжных централах, антисанитария и ветхость тюремных зданий, коррупция и воровство казенных средств и продовольствия, жестокое обращение тюремной стражи, избиения арестантов и другие проявления административного произвола, массовые эпидемии инфекционных болезней- все перечисленные негативные явления в той или иной степени присутствовали в дореволюционной российской каторжной тюрьме за 30 лет ее существования. Однако, в то же время банальная констатация того, что до революции за решеткой было "плохо", представляется нам излишне обобщенной. Плохо и несправедливо было не только в дореволюционных , но и в советских пенитенциарных структурах, плохо было и в европейских местах лишения свободы XIX- XX веков. Сами по себе подобные предельно общие оценочные суждения не обладают научной ценностью и не позволяют дифференцировать- при самом беглом анализе ясно, что тюремные системы разных стран и разных эпох могут отличаться друг от друга кардинально по всем базисным параметрам, причем настолько, что обобщения о вечном несовершенстве всех тюрем всех времен теряют смысл.
Ключевым, с нашей точки зрения, моментом в данном случае будет не обывательская повторение очевидной истины о вечной несправедливости тюрьмы как института, а именно уход от ничего не объясняющих обобщений к конкретизации и дифференциации. Прежде всего, необходимо дать ответ на вопрос, насколько плохой была царская каторга в санитарном аспекте, по критерию смертности?"
На наш взгляд, чтобы дать более менее компетентный и фундированный ответ, необходимо уйти от отдельных иллюстративных и зачастую прямо взаимоисключающих описаний санитарной ситуации в дореволюционной тюрьме периода правления последних двух императоров заимствованных из нарративных и мемуарных источников и обратиться к репрезентативным статистическим рядам смертности заключенных в 1880-1912 гг.
Более того, сами по себе показатели заболеваемости и смертности не имеют смысла без четко определенной системы координат- условно говоря, без ясно очерченных критериев нормы и патологии в аспекте коэффициентов смертности, типичных для тюрем развитых стран того или иного исторического периода. Тюремные системы стран Европы времен Наполеона и Александра I в санитарном отношении кардинально отличались не только друг от друга, но и от тюрем конца XIX века - на протяжении столетий существовала постоянно меняющаяся иерархия по критерию смертности в тюрьмах разных стран. Анализ этой динамики в сравнении представляется нам полезным и продуктивным для четкой дефиниции показателей смертности Российской каторги в мировом контексте. Только через сравнение показателей смертности можно достаточно обоснованно характеризовать тенденцию развития той или иной системы исполнения наказаний в санитарном отношении.
В пенологии давно установлено, что для разных эпох (для XVIII, первой и второй половины XIX века, разных десятилетий XX века) были характерны принципиально разные "критерии санитарной нормы" и "средний уровень смертности" для тюремных систем. Развитие гигиены, медицины, интеграция в тюремную сферу самых передовых на тот момент концепций содержания арестантов, в том числе и санитарных мероприятиях в местах лишения свободы, оказывали системное влияние на развитие тюрем европейских стран. Самая благополучная (с поправкой на критерии эпохи) ситуация со смертностью сложилась по понятным причинам ко второй половине XIX века в странах Европы. Европейские тюрьмы демонстрировали самые низкие показатели смертности арестантов и задавали планку для остальных государств, однако и между ними существовала определенная иерархия в аспекте смертности.
Поэтому в случае российской каторги, помимо внутренней динамики смертности, представляется полезным поставить ее коэффициенты в мировой контекст. А именно сопоставить данные о смертности с аналогичными индексами европейских стран.
В данном докладе предпринята попытка сравнительного анализа статистики смертности в российских каторжных тюрьмах по контрасту с аналогичными данными для Цислейтании.
Прежде чем перейти непосредственно к анализу, следует сказать несколько слов о структуре австрийской тюремной системы.
Общее руководство всеми местами заключения в Австро-Венгерской империи в исследуемый период было возложено на Министерство юстиции Двуединой монархии.
Места заключения в Австро-Венгрии делились на две основные категории. В основу этого деления был положен порядок управления ими в зависимости от того или иного правительственного органа. К первой категории относились так называемые судебные тюрьмы, состоящие в непосредственном ведении уездных и окружных судов и управляемые -в первой инстанции уездным начальником и председателем окружного суда, а во второй- председателем судебной палаты. Ко второй категории принадлежат так называемые самостоятельные карательные заведения (Strafstalten), долгосрочные тюрьмы, аналог российских каторжных тюрем , не подчиненные судебным учреждениям. Управление ими вверялось в первой инстанции директору тюрьмы, а во второй обер-прокурору местного округа. Кроме того, в целях более строго надзора они подлежали контролю комиссаров в лице ближайшего к данному карательному заведению прокурора или уездного начальника. Именно с этим видом лишения свободы и проведено сравнения, чуть ниже объясняется почему в случае Австрии выбраны именно карательные заведения.
Места заключения первой категории делились в свою очередь на два разряда: на арестные дома, подчиненные уездным судам, и на судебные тюрьмы в собственном смысле слова, подведомственные окружным судам.
Каждый из трех видов мест заключения - арестные дома, судебные тюрьмы и карательные заведения - предназначались для содержания и собой категории арестантов. Согласно закону, наказание отбывалось в месте заключения, подчиненному тому судебному учреждению, которое вынесло приговор данному преступнику; в виду того, что компетенции уездных судов подлежали лишь мелкие правонарушения, то и арестные дома служили для отбывания соответствующего им наказания: простого ареста и строго ареста и для содержания подследственных арестантов.
Интересующие нас карательные заведения предназначены для содержания арестантов, приговоренных к заключению сроком более, чем на один год, хотя во избежание переполнения судебных тюрем в карательные заведения иногда переводились и арестанты, присужденные к тому же наказанию на шестимесячный срок.
Карательные заведения Австрии в 1880-1912 были изъяты из ведения судебных учреждений и подчинены министру юстиции. Эти тюрьмы состояли под высшим управлением местного обер-прокурора и следующего за ним в административной иерархии карательных заведений, комиссара. Ближайшее же руководство жизнью карательного заведения вверялось обер-директору(или директору) и другим административным лицам.
Женские карательные заведения точно также находились под управлением обер- прокурора и комиссара, но непосредственное попечение о них было возложено на женские монашествующие ордена.
Всего в Австро-Венгрии мужских карательных заведений насчитывалось пятнадцать (в Штейне, Геллерсдорфе, Гарстене, Зубене, Праге, Картгаузе, Пильзене, Мюрау, Виснице, Львове, Станиславове, Граце, Марбурге, Каподистрии и Градиске).Женских карательных заведений шесть (в Нейдорфе, Жепи, Мезеритц-Валахском, Львове, Вигауне и Шваце).
Теперь очень кратко остановимся на российской каторге.
В системе наказаний императорской России каторжные работы по степени тяжести стояли сразу же непосредственно после смертной казни. Каторга подразумевала использование осужденных на тяжелых работах .
По Уставу о ссыльных после 1879г. все осуждённые к каторжным работам разделялись на 3 разряда, осуждённые без срока или на время свыше 12 лет именуются каторжными первого разряда; осуждённые к работам на время свыше 8 и до 12 лет именуются каторжными второго разряда, а на время от 4 до 8 лет — каторжными третьего разряда.
На подземные работы при добывании руд могли быть отправлены лишь каторжные первого разряда; при обращении же на такие работы каторжных второго и третьего разрядов каждый год работ засчитывался им за 1,5 года каторжных работ, определённых судебным приговором. По поступлении в работы каторжные зачислялись в разряд испытуемых и содержатся в острогах, бессрочные — в ножных и ручных кандалах, срочные — в ножных. Мужчины подлежали бритью половины головы.
Срок пребывания в этом разряде зависел от размера наказания и колеблется для каторжных первого разряда от 8 (для бессрочных) до 2 лет, для каторжных второго разряда определён в 1 ½ года, для каторжных третьего разряда — в 1 и 1,5 года. При удовлетворительном поведении испытуемый переводился затем в отряд исправляющихся, которые содержатся без оков и употребляются для более лёгких работ отдельно от испытуемых.
Закон 18 апреля 1869 г. положил конец архаичной каторжной системе, основанной на Уложении 1845 года. По этому закону на каторгу в Сибирь отправлялись только каторжные из Сибири и зауральских частей Пермской и Оренбургской губ. Осуждённые на каторжные работы вместо ссылки в Сибирь помещались в каторжных тюрьмах (так называемых «централах») — Новоборисоглебской, Новобелгородской, Илецкой, Виленской, Пермской, Симбирской и Псковской, двух тобольских и Александровской близ Иркутска. Устройство этих тюрем в сущности почти не отличалось от обыкновенных тюрем.Отбывшие в них срок заключения, равный сроку работ, отсылались по закону 23 мая 1875 г. в Сибирь на поселение. Этим же законом положено было начало сахалинской ссылке; генерал-губернатору Восточной Сибири предоставлено было выслать на о. Сахалин 800 чел. для отбывания там каторги.
Предпринятая законом 11 декабря 1879 г. реформа лестницы наказаний коснулась и каторжных работ. В конце XIX века правительство стремилось сосредоточить каторгу в Восточной Сибири, а в 1893 г. были упразднены последние каторжные тюрьмы, существовавшие в Европейской России,- Новоборисоглебский и Новобелгородский каторжные централы были преобразованы в исправительно-арестантские отделения .
К разряду каторжных тюрем cледует отнести еще Шлиссельбургскую крепость, где содержались осужденные к каторге государственные преступники; крепость управлялась по особому положению от 19 июня 1887 г. и находилась в ведении командира отдельного корпуса жандармов.
Разделение каторги на категории по роду работ к концу XIX века было упразднено; сохранилось лишь разделение по срокам — на семь степеней. Осуждение к каторжным работам соединялось с лишением всех прав состояния и поселением по окончании срока работ, начинавшегося со дня вступления приговора в законную силу, а когда приговор не был обжалован — со дня его объявления (закон 1887 года). Работы отбывались на заводах Кабинета Его Величества, где центральным их местом является Зерентуйская каторжная тюрьма, на казённых солеваренных заводах — Иркутском, Усть-Кутском и др., на острове Сахалин, при постройке Сибирской железной дороги (по правилам от 24 февраля 1891 года и 7 мая 1894 года). На острове Сахалин работы заключались в прокладывнии дорог, труде на каменноугольных копях, устройстве портов, сооружении домов, мостов и пр.
К 1882 г. в России сложилась система мест заключения из 767 учреждений в подчинении гражданского ведомства, из которых 11 тюрем являлись каторжными.
В 1891 году общее число различных тюрем уже достигало 875, и в этом числе было 32 исправительно-арестантских отделения, 11 каторжных тюрем и 6 пересыльных.
В XX век Главное тюремное управление вступило с 895 тюрьмами, из них, после упразднения каторжных централов, только 6 считались каторжными(без учета Сахалинских тюрем).
В годы так называемой “столыпинских реакции” 1906—1911 годов ряд уже существовавших тюрем был преобразован в каторжные централы — Шлиссельбургский, Вологодский, Московский (Бутырская тюрьма), Владимирский, Новониколаевский (Херсонская губерния), Орловский, Смоленский, Ярославский.
К 1 января 1914 года, после учреждения временных каторжных централов в Европейской части России, количество режимных каторжных тюрем увеличилось до 22.
К 1917 году в Европейской части России количество централов сократилось и в Сибири находилось 13 каторжных тюрем, в которых в среднем содержалось 5009 ссыльнокаторжных. Общая численность осужденных к каторжным работам в то время составляла 36.337 человек.
Автором специально взяты для анализа в случае русской системы именно долгосрочные каторжные тюрьмы, а в случае австрийской пенитенциарной системы - долгосрочные карательные заведения. В пенологии установлена взаимосвязь между сроком заключения и уровнем смертности. Бессмысленно сравнивать смертность, условно говоря, в арестном доме при волостном правлении, где средний срок заключения был 1-2 дня за пьяную драку (по факту, смертности там не было, это надо было очень сильно постараться, чтобы уморить человека за 2 -3 дня) и санитарную ситуацию среди заключенных с пожизненным сроками в крепостях или на каторге.
В половозрастном отношении заключенные Австрии и русских каторжных тюрем были практически идентичны, что делает сравнение с демографической точки зрения релевантным. Основную массу заключенных составляли мужчины в возрасте от 20 до 40 лет. Мы еще не уверены относительно нескольких методологических нюансов, но, в целом, картина пока представляется следующей.(см.график 1)
Источники:
Русская каторга:
Отчеты по Главному тюремному управлению.1882-1914.Cпб-Пг.
Тюрьмы Австрии:
Для 1882-1909: Österreichische Statistik. Statistische Übersicht der Verhältnisse der österreichischen Strafanstalten und der Gerichts-Gefängnisse in den im Reichsrathe vertretenen Königreichen und Ländern .Wien.1882-1909.
Для 1910-1912: Österreichische Statistik, Neue Folge. Österreichische Kriminalstatistik. Wien. 1910-1912.
Таковы предварительные итоги сопоставления коэффициентов смертности в карательных заведениях Австро-Венгрии(аналог нашей каторги в австрийской части Дунайской монархии) и каторжных тюрем Российской империй за репрезентативный ряд лет с 1882 по 1914.
Выводы и итоги.
Как можно заметить, результаты очень любопытные и несколько неожиданные. Во-первых, австрийская каторга показывала стабильно более высокие показатели смертности (в среднем, в 2-3 раза превосходящие аналогичные индексы на каторге Российской Империи) в 1880-е и 1890е (кроме холерного 1892 в случае каторги РИ). Особенно существенная разница наблюдалась в 1880-х годах, когда штрафные тюрьмы Австрии показывали коэффициенты в 7-8 раз более высокие, чем у сопоставимых возрастов на воле.
С конца 1890-х и до 1908 г. относительная разница между системами существенно сократилась. Однако, наши каторжные тюрьмы все равно оставались в санитарном отношении благополучнее австрийских в 1900-1908 (кроме краткого периода 1901-1902). Наконец, каторга РИ вырвалась вперед в этом грустном соревновании во время cистемной дезорганизации отечественной пенитенциарной системы в результате усмирения первой русской революции и мощнейшей тифозной эпидемии 1908-1911 гг. , совпавшей с переполнением тюрем. Поскольку тиф тогда не поддавался лечению, данное обстоятельство вызвало рекордную смертность за изучаемые 30 лет. Тем более смертность от тифа прямо коррелирует с переполнением тюремных помещений.
Но даже несмотря на этот тяжелый кризис - сам предварительный вывод о том, что русская каторга была десятилетиями благополучнее австрийской по критерию смертности уже, на наш взгляд, довольно парадоксален и является важным. Данные пропорции прежде всего доказывают, что структурная тюремная реформа 1879 года послужила мощным толчком для постепенной гуманизации российской пенитенциарной системы. Позитивная динамика снижения смертности прерывалась холерным кризисом 1891-1892 гг. и мощной тифозной эпидемией 1908-1912 гг., однако никакой системной разницы на порядок между российскими и австрийскими коэффициентами смертности статистикой не зафиксировано, что доказывает факт того, что тюрьмы Российской Империи не были какими-то особенно аномальными по контрасту с пенитенциарной системой хотя бы одной достаточно развитой европейской страны, осбоенно до 1908 г. Напротив, австрийские долгосрочные тюрьмы 1880-х представляются крайне неблагополучными в санитарном отношении именно по контрасту с российским аналогом.
Например, на 1 января 1885 года во всех каторжных(карательных) тюрьмах Австрии состояло 11 тыс. 517 арестантов обоего пола, из них в мужских тюрьмах 9920, в женских 1597. На 31 декабря 1885 года после всех изменений в численности (поступление новых контингентов, убыль заключенных в результате освобождения, помилования, смерти и т.д.) заключенных оставалось 11 689. За год во всех каторжных тюрьмах умерло 875 человек, из них 733 мужчины и 142 женщины, что составило 7,6% или 76 промилле от среднегодового среднесуточного состава.
Подобная смертность чрезвычайно высока даже по отнюдь негуманным меркам 1880-х годов XIX века. Достаточно сказать, что в каторжных тюрьмах Англии(мирового лидера по успешному санитарному реформированию тюрем) в тот же год смертность была в 8(!) раз ниже. В целом этот коэффициент был в 8-9 раз выше, чем у сопоставимых возрастов в свободном населении Австрии.
Но самое поразительный вывод даже не в этом. Во всех каторжных тюрьмах Российской Империи(Илецкая каторжная тюрьма, Александровский централ, Иркутский солеваренный завод, Николаевский железоделательный завод, Усть-Кутский солеваренный завод, две Тобольских каторжных тюрьмы, все каторжные тюрьмы Сахалина, Новоборисоглебский и Новобелгородские централы Харьковской губернии, все тюрьмы Нерчинской каторги) в 1885 году умер 261 человек, что составило примерно 2,8% от среднегодового среднесписочного числа каторжан Империи. Иначе говоря, в каторжных тюьрмах Австрии в 1885 году умерло заключенных более, чем в три раза раза в абсолютных цифрах и почти в три раза больше в удельных, чем на всей царской каторге. В 1890е и 1910-е для австрийских тюрем характерна постоянная позитивная динамика снижения смертности.
По контрасту с 1880-ыми смертность в тюрьмах Австрии к 1912 году сократилась в разы.
Данные выводы, безусловно, не означают, что в дореволюционных российских каторжных тюрьмах было безопасно для здоровья и легко сидеть. Отнюдь, сверхсмертность того же кризисного периода 1908-1912 достаточно велика, а, например, смертность некоторых каторжных централов 1880-х была экстремально высокой.
Однако, подобные сравнения доказывают, что в тюремном мире все очень относительно и зачастую мы сравниваем плохое, очень плохое и беспрецедентно катастрофическое. В данном случае, российские данные каторжных тюрем никак нельзя назвать какими-то особенно выдающимися в плохом смысле по контрасту с практикой австрийской пенитенциарной системы в ее долгосрочном сегменте. Более того, никакой критической разницы(кроме периода 1909-1912) между системами статистика не отмечает- оба сегмента в целом находились в одной когорте по уровню смертности- причем большую часть времени более благополучной являлась именно русская каторга. Этот фундаментальный вывод, основанный на анализе конкретных цифровых пропорций, представляется нам самым важным, однозначно опровергая предельно некритический "негативистский" подход к дореволюционной позднеимперской тюрьме, утвердившийся в отечетственной историографии еще со времен М.Н.Гернета.
Использованная дополнительная литература:
В.Пушкина. Тюремное дело в Австро-Венгрии//Тюремный вестник.№10(октябрь).Издание Главного тюремного управления. 1909.С.974-1016.
Отчеты по главному тюремному управлению. Спб-ПГ.1882-1915.
Вконтакте
FacebookЧто бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт