• Главная 
• Совет молодых ученых ИРИ РАН 
• О школе-конференции
  • Оргкомитет
  • Программы
  • Отчеты
• Информационное письмо
• Заявки 
• Доклады 
• Архив
  • 2012
  • 2013
  • 2015

Бибиков Г.Н., Бакшт Д.А. "Учреждение жандармского надзора на золотых приисках Сибири в 1841-1842 гг."

Отечественная историография с начала 1990-х гг. уделяет значительное внимание исследованию российской жандармерии XIX в. Корпус жандармов все чаще рассматривается не только в контексте истории политического сыска, но и применительно к иным направлениям, больше связанным с задачами общей полиции. Однако история жандармского контроля на золотых приисках в Сибири не получила специального освещения в научной литературе. Этот сюжет важен не только применительно к внутренней истории Корпуса жандармов, но и в контексте экономической и социальной истории Сибири, механизмов социального контроля в имперской России. В настоящей статье восстановлена хронология учреждения жандармского надзора на золотых приисках в Сибири.

Впервые в научной литературе о присутствии жандармов на частных золотых промыслах Сибири упомянул В.И. Семевский[1]. Историк изучил материалы в общей сложности 32 центральных и местных архивов, в том числе работал в архивах томского и иркутского горных управлений, Горного департамента и золотопромышленных компаний. В его работе дана ссылка на указы императора Николая I о направлении жандармских штаб-офицеров на золотые прииски Восточной и Западной Сибири – эти документы вошли в «Полное собрание законов Российской империи». В.И. Семевский привел выдержки из инструкции, составленной в штабе Корпуса жандармов для штаб-офицеров на приисках (обнаружена им в архиве Горного департамента), а также отдельные материалы жандармской отчетности по наблюдению на приисках. В то же время, историк не получил доступ к архивам Министерства внутренних дел, в котором находились жандармские бумаги[2].

Работа В.И. Семевского по объему и полноте привлеченных данных по-прежнему не имеет аналогов в историографии. Приведенные им сведения об организации жандармского надзора на сибирских золотых приисках впоследствии переходили из одной работы в другую, но не были дополнены материалами других источников. Советские историки рассматривали историю золотопромышленности в большей мере в контексте промышленного развития и рабочего движения[3]. Современный исследователь В.П. Зиновьев считает появление жандармерии на приисках составной частью полицейских мероприятий, спровоцированных волнениями 1841-1842 гг. в Енисейской губернии[4].

Для понимания обстоятельств учреждения жандармского надзора на золотых приисках в Сибири необходимо в общих чертах обрисовать, с одной стороны, состояние сибирской золотопромышленности 1830-х – 1840-х гг., а с другой – существовавшую на тот момент организацию российской жандармерии.

В XIX в. Сибирь становится главным золотодобывающим районом России. В 1827 г. был заложен первый в Сибири золотоносный Берикульский прииск (Томская губерния), а через пять лет открыты золотоносные россыпи в Минусинском и Ачинском округах Енисейской губернии. В 1837 г. началась валовая разработка Бирюсинских месторождений в Енисейской губернии, еще через год – крупнейшей Удерейской системы. В 1840-1850-е гг. сибирские прииски давали до 80% всего российского золота. Стремительный рост золотодобычи привел к формированию новой и самой динамично развивавшейся отрасли сибирского хозяйства. За весь XIX в. наибольшие объемы добытого золота в Сибири пришлись на 1840-е гг. (более 1 тыс. пудов ежегодно)[5].

Частная золотопромышленность в России была узаконена указом императора Александра I от 28 мая 1812 года «О представлении прав всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну податей». В отличие от Урала, на сибирских приисках сложилось полное преобладание частновладельческого производства. В 1840-е гг. на долю частной золотопромышленности приходилось около 85% добытого в России золота. Всего до 1861 г. разрешение на золотопромышленность получили 1125 человек[6].

Быстрый рост частной золотопромышленности в Сибири вынудил правительство выработать дополнительные законодательные нормы для регулирования поиска и добычи золота. Они были обобщены в утвержденном Николем I «Положении о частной золотопромышленности на казенных землях Сибири» от 30 апреля 1838 г. Право заниматься промыслом получили дворяне, потомственные личные граждане, купцы первой и второй гильдии.

В местном управлении частные золотые промыслы были подчинены в Восточной Сибири – генерал-губернатору, а в Западной Сибири – Алтайскому горному правлению под особенным наблюдением главного начальника Алтайских горных заводов. В административном отношении районы добычи золота были разделены на 4 округа, которыми заведовали горные ревизоры. Они должны были наблюдать за технической стороной разработки приисков и контролировать процесс отвода земель.

На правительственном уровне дела о частном золотом промысле традиционно относились к предметам ведения министра финансов, который являлся главноуправляющим Корпуса горных инженеров. В 1846 г. в составе Департамента горных и соляных дел Министерства финансов было сформировано отделение частных золотых промыслов.

Апогей золотой лихорадки, этот, по словам мемуариста, «героический период золотопромышленности»[7], пришелся на 1843-1848 гг. Только в Енисейском округе ежегодно действовали до 200 поисковых партий – более 2 тыс. человек. В 1830-1861 гг. в Восточной Сибири было заявлено 5307 приисков, тогда как после 1861 г. не было открыто ни одного крупного месторождения.

Легкость добычи золота из россыпей предполагала быструю оборачиваемость капитала, побуждая золотопромышленников выставлять на работу максимально возможное количество рабочих. В 1840-1850-х гг. на сибирских приисках ежегодно трудились около 25-35 тыс. человек. Для Енисейской губернии не редкостью были прииски с большим – до 1200 человек – числом рабочих.

Слухи о невиданных по тому времени заработках привлекали на сибирские прииски разных людей. Ревизовавший прииски в конце 1840-х гг. генерал-адъютант Н.Н. Анненков отмечал, что «сюда стекались и продолжают доныне стекаться, хотя и в меньшем размере, толпы искателей счастья со своими надеждами и обольщениями, страстями и пороками. Сюда же устремились толпы людей другого рода – больше частью бездомных, буйных и необузданных, поступающих в рабочие на прииски»[8].

На деле условия труда в частной золотопромышленности были крайне тяжелыми. «Положение» 1838 г. ограничивало рабочий день 15 часами, на практике к 1840-м гг. нормой была 12,5-14-часовая продолжительность рабочего дня. Работа носила сезонный характер: начиналась в первых числах мая и заканчивалась, как правило, в середине сентября, на зиму оставались только 15-20% рабочих. Прииски находились в сотнях верст от населенных пунктов, рабочие вынуждены были добираться самостоятельно по труднопроходимым дорогам, высок был риск заблудиться, погибнуть от холода.

Как правило, агенты золотопромышленников при найме выдавали рабочим аванс («задатки»), который часто становился исходным пунктом для закабаления последних. Такой долг можно было отрабатывать годами. Хотя «Положение» 1838 г. обязало золотопромышленников составлять с рабочими письменные контракты, практика устных соглашений сохранилась.

В имперский период Сибирь была главным местом уголовной (до 1900 г.) и политической ссылки. Во второй четверти XIX в. в этот регион ежегодно ссылались в среднем от 6 до 8 тыс. человек, при этом 80% из них были владельческими и государственными крестьянами[9]. К 1836 г. в Сибири находились более 100 тыс. ссыльнопоселенцев разных категорий. «Устав о ссыльных» 1822 г., разработанный М.М. Сперанским, должен был способствовать штрафной колонизации: получению ссыльными оседлости и прикреплению к крестьянскому сословию. На деле подавляющему большинству не удавалось обзавестись собственным домом и хозяйством.

Ссыльнопоселенцы составили основной контингент наемных рабочих на частных золотых приисках: в 1834 г. 82% всех сибирских приисковых рабочих были ссыльнопоселенцами. В среднем до половины всех ссыльнопоселенцев ежегодно отправлялись на прииски. Хотя договор найма по «Положению» 1838 г. не мог превышать одного года, многие рабочие являлись на прииски по 10 – 20 лет подряд.

Характеризуя приисковых работников, современник писал: «Сословие золотопромышленных рабочих, преимущественно холостых, беспутных и бездомных, представляет собой корпорацию тесно между собой связанную <…> Ныне золотопромышленность соединила их в огромные массы, тесно соединенные духом товарищества и общего дела, подобно другим заводским или фабричным работникам, образующим большие общественные центры… которые склонны к общим общественным движениям и опасны при этих движениях. Между ними бывают беспокойные говоруны, трибуны. Эта корпорация золотопромышленных рабочих, кочевых, безответственных, склонных к буйству, может быть опасна, когда не станет работы»[10].

Действительно, в совокупности условия организации работ на приисках создавали благоприятную почву для различных форм социального протеста. Наиболее распространен был побег с приисков. Так, в 1840-е гг. ежегодно бежали от 2% до 5% рабочих. С начала 1830-х гг. протест стал принимать форму коллективных выступлений рабочих. 1831-1833 гг. были отмечены волнениями на приисках купцов Я.М. Рязанова и А.С. Баландина. Более массовым стало выступление рабочих в Томской и Енисейской губерниях в 1837 г., для разбирательства по которым были сформированы две военно-судные комиссии в Томске и Енисейске. В состав первой вошел начальник VIII (сибирского) жандармского округа генерал-майор Н.Я. Фалькенберг, чьи материалы значительно повлияли на окончательный текст «Положения» 1838 г.[11]

В 1841 г. около 2 тыс. рабочих Удерейских приисков потребовали расчета до формального окончания срока работ; вследствие слаженности и организованности выступления их требования были удовлетворены. На крупнейшем Великоникольском прииске золотопромышленника Асташева в волнении 1842 г. приняли участие около 2 тыс. человек, их удалось усмирить только казачьей команде под командованием жандармского офицера Я.Д. Казимирского.

Местные власти в лице сибирских генерал-губернаторов и петербургское правительство вынуждены были принимать меры для предотвращения массовых волнений.

В 1834 г. получила поддержку инициатива генерал-губернатора Западной Сибири о расстановке казачьих эскадронов вдоль Московского тракта от Омска до границы Енисейской губернии, а также около основных приисков. В конце 1836 г. генерал-губернатор Восточной Сибири С.Б. Броневский также указывал министру финансов, что на местных золотых приисках работы ведутся главным образом ссыльными в количестве до «многих тысяч человек». Весной 1837 г. 200 казаков были командированы из Западной Сибири в Красноярск для «предупреждения беспорядка и [внушения] страха рабочим», как выразился Броневский.

По «Положению» 1838 г. охраной порядка на приисках заведовали полицейские чиновники, «отдельные [горные] заседатели» (с 1844 г. – «горные исправники»), в подчинении которых было несколько полицейских чинов. Согласно «Положению», «для исправления полицейских поручений, для конвоирования золота и других надобностей, командируются к отдельному заседателю по 20 казаков, а в случае надобности и более, при достаточном числе урядников из горных казачьих полков по распоряжению местного гражданского губернатора». В «Положении» была зафиксирована сложившаяся к тому моменту практика, что «для охранения промыслов от беспорядков, для поимки беглых <…> отряжается каждое лето в Томскую и Енисейскую губернии на время производства работ потребное число людей из Омского линейного казачьего войска». По окончании работ команды «располагаются по главным путям следования рабочих для удержания их в должном повиновении и порядке» (п. 79)[12]. К июню 1838 г., после выхода «Положения», в казачьих отрядах, командированных для охранения золотых приисков в Томской и Енисейской губерниях, состояло уже 447 офицеров и нижних чинов[13].

Для содержания полиции и казачьих отрядов правительство ввело дополнительный единый налог с золотопромышленников (в размере 4 руб. с каждого добытого фунта золота). Горные ревизоры и отдельные заседатели содержались за счет золотопромышленников и неизбежно оказывались в той или иной степени зависимы от последних. В.И. Семевский писал по этому поводу, что «горные исправники получали сначала ничтожное, позднее же небольшое по местным условиям жалованье от казны, но за то вознаграждали себя огромными субсидиями от золотопромышленников, которые ни для кого, не исключая и высшей сибирской администрации, не были секретом. Понятно, что при таких условиях и они, и их помощники, и урядники на промыслах отдельных компаний были верными слугами золотопромышленников, и рабочие лишь в редких случаях могли найти у них защиту от притеснений со стороны хозяев»[14].

Присутствие казаков не останавливало рабочих от побегов и выступлений. В своем рапорте от 22 июня 1837 г. Н.Я. Фалькенберг докладывал шефу жандармов результаты наблюдений по разбирательству дела о выступлении рабочих на золотых приисках Томской и Енисейской губерний. Он указал, что ревизор из штаб-офицеров Корпуса горных инженеров (контролировал ход и корректность производственного процесса), горный заседатель (полицейский начальник приисков) и две сотни казаков, были «не вправе наказывать ослушников и бунтовщиков, коих в числе 7 тыс. [ссыльных] посельщиков рабочих весьма значительное число». Рабочие понимали, что «ревизор и заседатель <…> не есть гроза», а «стража <…> не имеет права ни стращать их, ни наказывать». В итоге правительство, «поставившее ревизора и заседателя быть блюстителями общего порядка и озаботившееся нарядом стражи теряет цель свою: буйная толпа своеовальничает или от худого распорядка промышленников или по собственному желанию и приводится ко временному спокойствию не мерою постановленной власти, а теми же лицами, которые были причиною шума». По заключению жандармского генерала, «ревизор и заседатель слабы в распоряжениях своих относительно к рабочим и не уполномочены действовать решительнее и строже»[15]. Даже жандармский полковник Я.Д. Казимирский, руководивший казачьим отрядом при подавлении волнений в Енисейской губернии в 1841-1842 гг., писал, что в дальнейшей практике не стоит полагаться только на казачьи силы[16]. В таких обстоятельствах на правительственном уровне возник вопрос о привлечении к надзору за приисковыми работами жандармских чинов.

Жандармерия, выполнявшая функции внутренней стражи в отдельных крупных городах, была создана в России в 1817 г. по указу императора Александра I. В ходе реорганизации политического сыска в начале правления Николая I все жандармские команды были объединены в Корпус жандармов в подчинении шефа жандармов, который одновременно руководил политической полицией в лице III отделения собственной его императорского величества канцелярии (далее – III отделение). К началу 1830-х гг. в каждую губернию, входившую в состав жандармских округов, были направлены жандармские штаб-офицеры. На этих чинов легли основные задачи политической полиции в губерниях. Они были независимы от местной администрации и представляли результаты своих наблюдений за местным обществом и действиями местных властей шефу жандармов[17].

В 1833 г., с учреждением седьмого (с 1837 г. – восьмой) округа Корпуса жандармов с управлением в Тобольске, на Сибирь была распространена общеимперская жандармская организация. Ранее для надзора за сибирской ссылкой III отделение направляло отдельных жандармских офицеров. Первая такая миссия была поручена полковнику А.П. Маслову уже в 1826 г. В 1834 г. жандармский капитан Мишо провел негласную ревизию Томских золотых приисков.

Как докладывал шефу жандармов Н.Я. Фалькенберг, «принимая в соображение значительное число ссыльных, ежегодно нанимающихся на золотые промыслы в сибирских губерниях и вообще обращая особенное внимание на эту промышленность»[18], в 1839 г. и 1840 г. в на крупнейшие прииски Томской и Енисейской губерний были направлены чины сибирского жандармского округа – майор Шишмарев и секретарь титулярный советник Попов. Они выявили ряд злоупотреблений при отводе земель и в организации работ на приисках. По словам Попова, «на приисках Минусинского округа не заметно никакого надзора со стороны горного ревизора, - за производством работ, и едва ли он в течение минувшего лета объезжал их». «Что же касается до земской полиции, - добавлял Попов, - то она по-видимому не мешает пропиваться поселенцам, возвращающимся с приисков, получая за это награду от енисейского откупа»[19]. Фалькенберг в итоговом отчете добавил от себя, что «о самоуправствах некоторых золотопромышленников доведено <…> до сведения местного начальства» и предложил усилить полицейское управление на приисках[20].

8 марта 1841 г. генерал-губернатор Западной Сибири П.Д. Горчаков уведомил шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа, что высочайше учрежденная комиссия для ревизии государственных имуществ в Западной Сибири посетила частные золотые прииски Томской губернии. Комиссия обратила внимание на ряд отступлений от «Положения» 1838 г., а также случаи массового бегства рабочих с приисков. Горчаков назвал эти сведения «довольно гадательными», но с целью «ввести строжайшую исполнительность» на приисках предложил запросить дозволение императора «на определение для наблюдения собственно за порядком на частных золотых приисках особого благонадежного офицера от Корпуса жандармов, который находился бы там постоянно во время производства работ и об оказывающемся доносил непосредственно мне и начальнику VIII округа Корпуса жандармов»[21].

Повод для учреждения постоянного жандармского надзора на приисках носил частный характер, тем более, что к началу 1840-х гг. центр золотопромышленности явно сместился из Западной Сибири в Восточную. Однако предложение Горчакова согласовывалось с теми данными, которые III отделение получало о положении дел на золотых приисках. Тем более, что в начале 1841 г. Н.Я. Фалькенберг обратился с отношением к П.Д. Горчакову, в котором указывал: «Объезжая Томскую и Енисейскую губернии я видел что золотопромышленность в этих губерниях весьма быстро распространяется и наем рабочих значительно увеличился; но <…> число этого класса людей уйдя в леса и потом обращаясь оттуда к зиме можно сказать не имеют за собою надлежащего присмотра»[22].

Причины, которые побудили III отделение обратить внимание на положение дел на сибирских золотых приисках были несколько шире вопросов передела межведомственных сфер влияния. В условиях начавшегося промышленного переворота и известного опыта западных стран, где к тому времени сформировался новый социальный слой фабричных рабочих, политическая полиция с начала 1830-х гг. уделяла рабочему вопросу особое внимание.

Письменно засвидетельствованное мнение генерал-губернатора позволило А.Х. Бенкендорфу напрямую обратиться с этим вопросом к императору. В докладе Николаю I шеф жандармов к соображениям Горчакова прибавлял свои собственные: «Хотя не могу дать решительного мнения моего на счет необходимости испрашиваемого генерал-лейтенантом князем Горчаковым назначения, но я нахожу оное полезным в том уже отношении, что чрез сие усилится наблюдение за золотопромышленниками и их рабочими, об удовлетворительности положения которых еще положительного заключения сделать нельзя, ибо отзывы по сему предмету противоречат одни другим, а между тем золотопромышленность год от года распространяется». Император оставил на докладе распоряжение: «Назначить совершенно надежного штаб-офицера»[23].

10 апреля Бенкендорф уведомил Горчакова о повелении Николая I «назначить особого жандармского штаб-офицера для наблюдения за порядком на частных золотых приисках в Сибири, который находился бы там постоянно во время производства работ и о замечаемых им случаях доносил Вашему Сиятельству и начальнику восьмого округа Корпуса жандармов»[24].

По инспекторской, строевой и хозяйственной части Корпус жандармов входил в систему Военного министерства, и все вопросы о расширении штатного расписания согласовывались с этим ведомством. Поэтому А.Х. Бенкендорф тогда же обратился с рапортом к А.И. Чернышову, (военный министр в 1827–1852 гг.), предлагая открыть ставку штаб-офицера в составе VIII жандармского округа. В этой связи необходимо было «в линию производства штаб-офицеров по Корпусу жандармов прибавить к девяти полковникам еще одного полковника так, чтобы всех их полагалось десять», а «в отношении жалованья, столовых денег, квартиры, суммы на канцелярские расходы, выдачи при определении к месту годового не в зачет жалованья и двойных прогонов и по прочим преимуществам уравнять упомянутого штаб-офицера с штаб-офицерами восьмого округа Корпуса жандармов»[25].

Бенкендорфу было важно учредить новую штатную должность, а не задействовать на прииски уже служивших в округе офицеров. 9 мая 1841 г. именным указом Николай I одобрил предложения шефа жандармов[26], а 16 мая соответствующий приказ был разослан по Корпусу жандармов[27].

В отношении от 10 апреля 1841 г. Бенкендорф также просил Горчакова «составить проект инструкции для означенного чиновника, определив в оной подробно круг действий, обязанности и отношения его к тем лицам, с коими он будет иметь дело, и таковой проект доставить ко мне для соображения при окончательном составлении мною инструкции». «С тем вместе, - добавлял шеф жандармов, - не изволите ли уведомить меня, где именно и в какое время упомянутый штаб-офицер обязан иметь пребывание, каким расстоянием будут ограничиваться его поездки по приискам и из каких сумм, по мнению Вашему должно будет выдавать прогоны». Аналогичная просьба о составлении проекта инструкции была направлена генерал-лейтенанту В.А. Глинке (главный начальник горных заводов Уральского хребта в 1837–1856 гг.), Е.Ф. Канкрину (министр финансов в 1823–1844 гг.), А.Г. Строганову (управляющий Министерством внутренних дел в 1839–1841 гг.) и Н.Я. Фалькенбергу[28].

Должностная инструкции составлялся и обсуждался в течение года. Ее итоговый вариант был утвержден шефом жандармов только в мае 1842 г. Инструкция носила секретный характер и предполагала, что «штаб-офицер Корпуса жандармов, назначенный для наблюдения собственно за порядком на частных золотых промыслах Западной Сибири в течение зимнего времени должен находиться в г. Томске, с начала же работ и до окончания оных, то есть с 1-го мая по 1-е октября постоянно на золотых промыслах». Главные его задачи сводились к тому, чтобы «доставлять главному местному начальству и окружному начальнику 8-го округа Корпуса жандармов самые беспристрастные и верные сведения о мере точности исполнения Высочайше утвержденных правил местной полицией, золотоискателями и рабочими»; наблюдать, чтобы «рабочие люди на промыслах находящиеся состояли в надлежайшем повиновении местным властям»; «принимать жалобы как от хозяев промыслов, так и от их работников, в таком только случае, если оные, по ближайшему его рассмотрению заслуживают внимания правительства». Предполагалось, что «штаб-офицер своим лицом не дает хода никаким жалобам, а предоставляет удовлетворение их местной полиции, о действиях сей последней, в случае медленности ее или невнимания, доносит он генерал-губернатору и окружному своему начальнику». Кроме того, «он принимает участие, в случае дошедших до него жалоб, в расчете хозяев с работниками и защищает последних от притеснений первых. Действуя впрочем и в сем случае, подобно как и в других, не своим лицом, а чрез местное начальство». Наконец, «штаб-офицер может быть приглашаем местной полицией к следствиям, в качестве депутата, но не должен в них участвовать, когда самое следствие возникает по его указанию».

В целом основная задача пребывания офицера на приисках сводилась к тому, чтобы «не принимая никакого прямого и деятельного участия в распоряжениях по приискам, ограничиться одними наблюдениями в черте их, руководствуясь в сем случае, как и во всех прочих, общей инструкцией жандармским штаб-офицерам преподанной». Он «обязан сообщать местной полиции все усмотренные им злоупотребления и беспорядки, и о важнейших из них доносить генерал-губернатору и окружному начальнику»[29].

Штаб-офицером на золотые прииски Западной Сибири был утвержден подполковник Корпуса жандармов Огарев.

10 апреля 1841 г., когда А.Х. Бенкендорф начал организационную подготовку к учреждению должности жандармского офицера для надзора за приисками, он уведомил об этом В.Я. Руперта, генерал-губернатора Восточной Сибири в 1837–1847 гг. В своем отношении шеф жандармов запрашивал его мнение об учреждении аналогичной должности и в этом регионе: «Не находите ли Вы нужным, - предлагал Бенкендорф, - чтобы и золотые прииски в Восточной Сибири были подвергнуты наблюдению жандармского штаб-офицера; если же изволите признать это полезным то не угодно ли будет Вам <…> сообщить мне Ваше мнение, на каком основании Вы полагаете привести в исполнение означенное предположение»[30].

После назначения жандармского штаб-офицера на золотые прииски Западной Сибири такое же назначение в Восточную Сибирь, где находился центр российской золотопромышленности, казалось вполне оправданным. Однако несмотря на то, что в 1834-1837 гг. В.Я. Руперт служил начальником одного из жандармских округов, инициатива шефа жандармов показалась ему не вполне обдуманной и, по крайней мере, преждевременной. Его главный аргумент сводился к тому, что «золотые промыслы в Восточной Сибири разбросаны на несколько миллионов квадратных верст и к ним нет постоянных дорог, следовательно для проезда жандармского штаб-офицера к тем промыслам ему необходимо должно будет покупать лошадей, нанимать вожаков, заготовлять для первых фураж и для последних провиант, одним словом, для этого правительство должно будет ассигновать десятки тысяч [рублей] каждогодно, а существенной пользы от присутствия жандармского штаб-офицера собственно на золотых промыслах я не предвижу».

Руперт прямо писал, что не видит смысла в учреждении отдельного постоянного жандармского надзора на приисках: «Я уверен что губернские жандармские штаб-офицеры Иркутский и Красноярский имеют не менее сведений о золотых промыслах, какие мог бы получить жандармский штаб-офицер собственно по тем промыслам». Генерал-губернатор высказался в пользу существовавшей на тот момент системы надзора: «В случае противозаконных действий золотопромышленников мне это будет известно чрез горного ревизора и отводчиков площадей – чиновников имеющих кроме полицейских познаний горные; в случае же противозаконных действий ревизора или кого-либо из отводчиков, даже обоюдно с кем-нибудь из золотопромышленников, то и это не останется безызвестным от других золотопромышленников, которые имея собственно свои от этого выгоды следят друг за другом». Он предлагал оценить результаты жандармского контроля на приисках Западной Сибири перед тем, как вновь поднимать этот вопрос на правительственном уровне[31].

Аргументация В.Я. Руперта в пользу действовавшей на приисках системы охраны порядка кажется не вполне убедительной. Тем не менее, вопрос о назначении жандармов на золотые прииски Восточной Сибири был временно снят.

Однако в ходе обсуждения упомянутой выше инструкции министр финансов Е.Ф. Канкрин высказал соображение, что назначение штаб-офицера для наблюдения за приисками в Восточной Сибири будет не менее полезно «как по обширности и важности тамошних промыслов, так и по значительному числу обращающихся на оных рабочих людей»[32]. Позиция Канкрина, чей голос имел большой вес в вопросах внутренней политики, очевидно согласовывалась с мнением самого Бенкендорфа, и он поспешил представить ее на воззрение императора. Во всеподданнейшем докладе от 5 мая 1842 г. Бенкендорф предложил учредить должность штаб-офицера на золотых приисках Восточной Сибири на тех же основаниях, что ранее была учреждена должность штаб-офицера на приисках Западной Сибири. Николай I ответил согласием, и 9 мая 1842 г. последовал соответствующий именной указ императора, объявленный шефом жандармов управляющему военным министерством[33].

На восточносибирские прииски был назначен служивший в Сибири подполковник Корпуса жандармов Я.Д. Казимирский, впоследствии начальник VIII округа Корпуса жандармов. Еще до первой ревизии приисков Казимирский рапортовал Фалькенбергу, что, по его мнению, волнения на приисках «происходят от недостатка значительного посредника между рабочими и хозяином, к которому обе стороны имели бы доверие». Свою роль он видел в том, что «в средину их ставится штаб-офицер Корпуса жандармов, которому хотя не дано власти, но дано право все ведать и о всем доносить высшему правительству»[34].

Специальная секретная инструкция для штаб-офицера на золотых приисках Восточной Сибири была утверждена уже в ноябре 1842 г. Ему предстояло «в течение зимнего времени <…> находиться в городах Красноярске или Иркутске, где по усмотрению его будет это необходимо, с начала же работ и до окончания оных, то есть с 1-го мая по 1-е число октября постоянно на золотых промыслах». Основные положения двух инструкций совпадали, но жандармский офицер на приисках Восточной Сибири получил дополнительные полицейские полномочия: «В случае если будут отряжены воинские команды на золотые промыслы, то оные подчиняются штаб-офицеру и состоят в продолжение работ в непосредственном его распоряжении». Также «во время нахождения на приисках штаб-офицеру сему назначается восемь пеших жандармов из Красноярской жандармской команды для употребления: 1е, на розыски между рабочими безбилетных людей, 2е, на дознание секретным образом о содержании рабочих, о способах употребления их на работе и не похищается ли золото, и, 3е, для наблюдения при окончательном расчете рабочих с хозяевами»[35].

Вскоре определились города для учреждения канцелярий указанных штаб-офицеров: западносибирского – в Томске, восточносибирского – в Иркутске[36].

В течение 1842 г. решался также вопрос с утверждением дополнительного содержания штаб-офицерам на длительные разъезды по приискам. Бенкендорф полагал нецелесообразным ставить их «в зависимость от золотопромышленников, предоставя им снабжать его всем необходимым для совершения переездов»[37]. В итоге для штаб-офицера на приисках Западной Сибири была утверждена дополнительная сумма из казенных источников на разъезды в размере 500 руб. серебром, для офицера на восточносибирских приисках – 1 тыс. руб.[38]

Таким образом, учреждение постоянного жандармского надзора на золотых приисках Западной и Восточной Сибири было осуществлено в 1841-1842 гг. Повод для направления особых штаб-офицеров на прииски носил в значительной мере ситуативный характер и его не следует напрямую связывать с конкретными фактами волнений приисковых рабочих в 1841-1842 гг. Однако появление жандармов на приисках было подготовлено сложившейся к тому моменту логикой организационного развития российской жандармерии и политической полиции в целом, стремлением расширить жандармский контроль. Положение дел на сибирских золотых промыслах, скопление больших масс ссыльнопоселенцев, регулярные побеги и первые волнения рабочих обращали на себя внимание III отделения еще до учреждения постоянного жандармского надзора на приисках.

На прииски была направлена не усиленная жандармская команда с полицейскими задачами внутренней стражи, а жандармские штаб-офицеры. Они не обладали полномочиями исполнительной полиции и их главные задачи сводились к наблюдению за порядком и соблюдением правил «Положения» 1838 г. Все свои наблюдения они направляли местному генерал-губернатору и начальнику жандармского округа, от которого сведения попадали в III отделение. Такая система должна была обеспечить высокий авторитет и широкие возможности жандармов для решения возникавших конфликтов, их независимость от золотопромышленников и высшей сибирской администрации. Жандармский штаб-офицер на приисках Восточной Сибири получил дополнительные полицейские полномочия.

Появление жандармов на частных золотых приисках Сибири было продиктовано не узко полицейскими задачами, а имело главной целью распространение на прииски правительственного контроля, в результате которого сведения оттуда поступали в Петербург напрямую к ближайшему доверенному лицу императора.

Вконтакте

Facebook

Что бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт