• Главная 
• Совет молодых ученых ИРИ РАН 
• О школе-конференции
  • Оргкомитет
  • Программы
  • Отчеты
• Информационное письмо
• Заявки 
• Доклады 
• Архив
  • 2012
  • 2013
  • 2015

Бодрова Юлия Викторовна "«Самовольные» разводы в чиновничьей среде Тверской губернии в первой половине XIX в."

доцент Тверской государственный университет

В первой половине XIX в. церковь, получив полную власть над матримониальной сферой, добилась того, что официальный развод стал возможен только с санкции духовного суда и при строгом соблюдении требований к основаниям развода. Официальными основаниями для расторжения брака считались высылка одного из супругов в Сибирь, бесследное исчезновение в течение 5 лет, неспособность к супружеской жизни, подтвержденная медицинским обследованием, и факт прелюбодеяния, подтвержденный показаниями двух-трех свидетелей[1]. Но даже эти основания были ограничены церковью настолько, что делали расторжение брака практически невозможным.

Статистика разводов в России до 1836 г. неизвестна, но можно полагать, что ужесточение необходимых для развода условий привело к уменьшению числа формальных разводов в первой половине XIX в. В 1841-1850 гг. церковь санкционировала 770 разводов, т.е. в среднем по 77 разводов в год на 43 млн. православного населения (табл. 1).

Табл. 1.

Разводы среди православного населения Европейской России

в середине XIX в. (1841 – 1850)[2]

Основания разводов	Разводы
	Абс.	%
Прелюбодеяние	31	4
Неспособность к супружеской жизни	15	2
Вступление в брак при жизни супругов	287	37,3
Безвестное отсутствие или ссылка в Сибирь	409	53,1
Близкое родство	28	3,6
Итого	770	100

 

До 1850-х гг. 53,1 % разводов было мотивировано безвестным отсутствием или ссылкой в Сибирь вследствие серьезного преступления одного из супругов, поскольку данные основания для расторжения брака требовали вмешательства светских властей, что, в свою очередь, облегчало бракоразводную процедуру. Причиной 37,3 % разводов являлось вступление в брак одного супруга при жизни другого, т.е. двоеженство. Как правило, в таких случаях второй брак признавался недействительным. Однако значительная доля двойных браков свидетельствует о том, что опостылевшие друг другу супруги были вынуждены нарушать закон из-за невозможности получить развод. Бракоразводные процессы на основании неспособности к супружеству либо прелюбодеяния были скорее исключением, чем правилом и составляли 2-4 % разводов. Расторжение брака из-за близкого родства составило 3,6 %. Близкое родство супругов являлось причиной признания брака недействительным, поскольку в таких случаях супруги были обвенчаны с нарушением условий заключения брака.

При изучении материалов Тверской Духовной консистории первой половины XIX в. были обнаружены единичные случаи обращения за разводом, но свидетельств официального расторжения брака не установлено.

В 1843 г. «чиновница 10 класса Любовь Александровна Мей обратилась к епархиальному начальству с прошением о разводе с ее мужем Иваном Ивановичем Мей по причине его давней связи с кашинской помещицей Александрой Павловной Померанцевой, которая живет у него и в настоящее время»[3]. Поскольку супруги принадлежали к дворянскому сословию, то дальнейшее разбирательство дела состояло в поиске депутатов со стороны палаты государственных имуществ и дворянского собрания для выяснения обстоятельств сложившейся пикантной ситуации. Однако следует усомниться, что прошение обманутой жены было удовлетворено.

В 1832 г. на имя тверского гражданского губернатора поступило обращение канцеляриста Соколова относительно распутной жизни его жены, которая была уличена квартальным надзирателем «на клеве [хлеве – Ю.Б.] с канцеляристом Каталымовым,… блудно лежащими в рубашках». По свидетельству Каталымова жена Васильева «и кроме его имеет серьезные любовные непозволительные связи, а он имеет с нею таковую связь не более полгода, в чем Соколова … сделала собственное свое сознание»[4]. Однако обесчещенный муж требовал не развода, а соответствующего наказания для распутной жены и ее любовника, которое представляло собой накладывание епитимьи либо заключение под стражей. Из чего следует, что непристойное поведение супругов не всегда воспринималось как повод к расторжению брака не только церковью, но и обесчещенной стороной.

Кроме того бракоразводная процедура сопрягалась множеством нюансов, делавших развод недосягаемой целью. Глубокая религиозность, привычка сносить все страдания, а также позиция родителей, осуждавших развод и считавших его позором для семьи, в значительной степени препятствовали расторжению брака. К тому же развод был относительно дорогостоящим процессом для людей со скромным достатком. Официальные документы требовали уплаты государственной пошлины в размере марки на 60-75 коп. или 1 руб. Это было довольно солидной суммой даже для среднего семейного бюджета, и не каждый потенциальный истец, недовольный своими супружескими отношениями, мог позволить себе подобные затраты[5].

Однако кроме формального развода, который было практически невозможно получить, существовали «самовольные разводы», которые церковью не санкционировались. Дать им количественную оценку невозможно, поскольку они не регистрировались, но можно предположить, что их число значительно превышало число разводов.

Неформальный развод представлял собой раздельное проживание супругов, однако по закону мужья продолжали нести бремя ответственности за свою семью, в первую очередь, материальную.

В 1845 г. к тверскому гражданскому губернатору обратилась вышневолоцкая помещица Ольга Васильевна Мельницкая с жалобой на мужа отставного чиновника 14-го класса Евлампия Львовича Мельницкого, который поселился в имении своего брата, оставив ее с тремя детьми и прислугою без содержания. Доведенная до отчаяния женщина «неоднократно вынуждена была просить и умолять мужа, чтобы дал с детьми содержание, но он на сие никакого согласия не изъявил…»[6]. В ходе разбирательства дела Мельницкий был принужден выплачивать пособие брошенной семье. Вопрос о самовольном раздельном проживании супругов оставался открытым.

В архивных документах гражданского судопроизводства встречаются многочисленные примеры раздельного проживания супругов, как добровольного, так и вынужденного. В большинстве случаев, разъезды супругов были следствием дурного поведения одного из них: жестокого обращения, пьянства, нескрываемых любовных связей.

В 1858 г. вышневолоцкая помещица Дарья Васильевна Новоселова обратилась к тверскому губернатору с прошением «оградить меня от муже моего, Якова Алексеевича, отставного губернского секретаря, а именно приказать чрез кого следует, выехать мужу моему из моего собственного имения…, не требуя от мужа никакого вспомоществования», ссылаясь на то, что он «постоянно ведет жизнь нетрезвую, обращается со мною самым ужасным образом, несмотря на то, что мне уже 70 лет от роду, угрожает убить меня, бьет меня…»[7]. Но не всегда подобные прошения удовлетворялись властями, особенно церковными. После долгих разбирательств с привлечением очевидцев дурного поведения супруга виновнику могло грозить незначительное наказание, которое скорее обостряло ситуацию в семье.

К неформальному разводу прибегали супруги, потерявшие надежду на получение развода, для того, чтобы обрести семейное счастье с другим человеком. В результате распространилось такое явление, как многоженство.

В 1865 г. Тверским окружным судом открылся факт двоеженства тверского помещика, отставного титулярного советника Марка Гавриловича Пономарева, состоявшего в двойном браке с 1859 г.[8]. При разбирательстве дела выяснилось, Пономарев на 22 году семейной жизни оставил свою законную жену Ольгу Яковлевну, страдавшую параличом ног, которая к тому же была значительно старше, из-за любовной связи с дочерью коллежского секретаря Елизаветой Андреевной Шпекман. Сопровождавшая его повсюду любовница воспринималась окружением как законная супруга, а рожденные ими дети вписывались в метрические книги как законнорожденные. Уединившись на закате лет в своем имении, Пономарев венчался со своей сожительницей, представив приходскому священнику подложные документы о вдовстве. После детального анализа свидетельских показаний о двоеженстве и подделке документов титулярным советником Марком Пономаревым судопроизводственными учреждениями дело было передано в Тверскую Духовную консисторию, которая признала его брак с Елизаветой Шпекман недействительным. Возможно, Пономарева ожидало бы более строгое наказание за подделку документов, если бы он не умер накануне его вынесения.

Подводя итог, следует отметить, что в первой половине XIX в. разводы были исключительной редкостью. Основанием для него преимущественно служило «безвестное отсутствие» и «лишение всех прав состояния одного из супругов». Лишь к середине XIX в. ничтожное количество разводов обосновывалось «доказанным прелюбодеянием» либо «неспособностью к супружеской жизни». Убежденность церкви в неразрывности брачных уз препятствовала распаду даже самых неблагополучных семей, что приводило к распространению несанкционированных властями разводов и двоеженству, наблюдавшимся в среде провинциального чиновничества.

 

 

---

Что бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт