Медоваров Максим Викторович "А.А. Киреев и его деятельность в историографии (1910–2014 гг.)"
старший преподаватель Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского
Масштаб личности и деятельности лидера позднего славянофильства, приближенного ко двору четырех императоров генерала А.А. Киреева (1833 – 1910) несоизмерим с чрезвычайно низким вниманием к нему в историографии. На наш взгляд, говорить о появлении первых объективных попыток осмысления наследия Киреева, представляющих интерес для историка, можно с момента его кончины. Уже некрологи [1; 2; 3] и статьи памяти Киреева, опубликованные в 1910–1911 гг., содержат первые попытки анализа его взглядов. Среди них следует особо выделить энциклопедическую статью Н.И. Афанасьева, который самостоятельно дал достаточно меткие характеристики социально-политическому и церковному идеалам Киреева, подчеркнув их взаимосвязь: «Как самодержавие для него немыслимо без совещательной думы, так для него недопустимо церковное правительство без церковного собора» [4]. В том же 1910 г. выходит статья соратника генерала по Славянскому благотворительному обществу П.А. Кулаковского «Памяти А.А. Киреева» [5] и опубликованная в виде отдельной брошюры одноименная работа бывшего редактора «Богословского вестника» В.А. Соколова [6; 7]. Эти работы носят скорее фактографический характер, описывая основные достижения Киреева и не претендуя на обобщение его взглядов. Некоторую долю рефлексии по поводу деятельности мыслителя можно заметить и в некрологе, написанном его сестрой О.А. Новиковой [8].
Однако серьезное научное значение имеют, прежде всего, мемуары Л.А. Тихомирова о Кирееве, существующие в двух вариантах. Первый вариант находится в неопубликованном дневнике Тихомирова, хранящемся в Государственном архиве РФ, и представляет собой набросанные сразу после смерти Киреева довольно обширные тезисы. В них Тихомиров пытается определить место Киреева в его эпохе, ищет социально-психологическое объяснение специфике его взглядов через отсылку к дореформенному дворянскому воспитанию, выделяет несколько периодов развития общественно-политических взглядов Киреева, констатирует тяжелые потрясения, которые идеалы генерала пережили в годы русско-японской войны и первой революции. В политическом спектре России Тихомиров ставил Киреева посередине между собой и «катковцами» [9, л. 96об–100об].
С 1913 по 1918 гг. Тихомиров работал над своими воспоминаниями, озаглавленными «Тени прошлого». Одни из последних глав этих мемуаров посвящены Кирееву и его знаменитому племяннику А.И. Новикову. Уделяя большое внимание описанию внешности генерала, его бытовых привычек, образа жизни, его семьи, Тихомиров анализирует и его политические взгляды. Он подчёркивал, что представления Киреева о формах созыва земского собора были расплывчаты и неопределённы: «Как это организовать конкретно? Он не думал… И это вовсе не по “тупости”, а потому, что у него живы были только нравственные мотивы, а конституционные его мало занимали. У него было такое убеждение: если будут судить по совести, то столкуются. Ну а если будут судить не по совести? Тогда всё равно ничего не выйдет, как ни устраивай… Он верил в чудодейственную силу нравственного общения и единения». Утопичность планов генерала Тихомиров видел в том, что тот предполагал в России «некоторый крепкий фонд общих всему народу верований и идеалов, чего на самом деле уже было мало» [10, с. 660, 663–664].
Однако автор «Монархической государственности» оправдывал Киреева тем, что в конце XIX в. никто ещё не мог разглядеть процессов разрушения старой России. Особое внимание Тихомиров уделил описанию процесса разочарования Киреева в годы царствования Николая II, его предчувствиям начавшейся гибели «старой России» [10, с. 663–668], но чрезмерное выпячивание этой стороны рассуждений генерала при замалчивании других, более оптимистических его суждений, вообще чрезвычайно характерно для Тихомирова [11]. С другой стороны, большой заслугой автора «Теней прошлого» является детальный анализ отношения Киреева к Столыпину и Витте [10, с. 668–671] и его позиции в старокатолическом вопросе: Тихомиров одним из первых констатировал глубоко рационалистический, близкий к протестантскому характер личной религиозности Киреева [10, с. 661–663].
Наконец, Тихомирову удалось раскрыть конкретно-исторические условия, в которых мог сформироваться такой тип личности: «Для того чтобы выработать А.А. Киреева, нужно иметь старорусского дворянина, пропустить его через стремления декабристов, через школу императора Николая Первого, через мечтания славянофильства и через освободительные порывы реформ Александра Второго. Ни одного из этих составных элементов нельзя отбросить для получения того своеобразного, но рыцарски благородного типа, который представлял он и отражения которого давали жизнеспособность старой императорской России… Но он вымирал уже при жизни Киреева, который был последним его представителем» [10, с. 654].
Дореволюционный период 1910–1917 гг. характеризуется также изданием многих трудов А.А. Киреева, который вплоть до самой кончины продолжал готовить свои статьи к изданию, снабдил их примечаниями и внёс ряд исправлений в свой дневник. Сотни писем, весь дневник за 49 лет, множество других документов Киреев за месяц до смерти передал своему другу архивисту Г.П. Георгиевскому. Мыслитель писал ему: «Корреспонденция будет иметь значение в особенности как описание быта русского общества нашего времени. Может быть, в ней найдется немало такого, что окажется достойным опубликования» [12, л. 1–2об]. Киреев разрешил издать эти материалы только после 1975 г., но первые публикации из писем мыслителя появились уже в 1920-е годы. С 1910 по 1924 гг. О.А. Новикова передала сначала Г.П. Георгиевскому, а затем напрямую Государственной библиотеке множество документов и предметов, принадлежавших семейству Киреевых – Новиковых [13, л. 113–119; 14, с. 16–17].
В 1912 г. А.С. Суворин, наконец, издал сочинения Киреева в двух томах [15]. В первый том вошли сочинения на церковные темы, во второй – на политические и общественные. Это собрание сочинений является далеко не полным. В Швейцарии после кончины Киреева прекратилось издание международного старокатолического журнала «Revue Internationale de Théologie», но были выпущены в свет сборники работ Киреева на французском языке [16; 17]. Работы Киреева по старокатолическому вопросу публиковались и в России в 1910–1912 гг. [18; 19; 20] В 1915 г. в газете «Русские ведомости» были опубликованы фрагменты переписки Киреева с В.А. Грингмутом в 1905 г. [21], а в период Временного правительства в 1917 г. в «Русской мысли» увидела свет часть переписки генерала с Владимиром Соловьевым [22].
Изучение наследия Киреева в Советском Союзе в 20-е годы свелось к единственному эпизоду, когда в 1926 г. в «Красном архиве» появилось небольшое письмо Плеве к Кирееву в сопровождении предисловия Е.В. Тарле, в котором социально-политическая позиция мыслителя, как и у Тихомирова, сводилась к особенностям его общественного положения и воспитания: «Отставной генерал по службе и славянофил новейшей формации по убеждениям, А.А. Киреев, человек крайне наивный и до курьёза близорукий в политике, усвоил себе роль как бы некоего шиллеровского маркиза Позы, благородного и бескорыстного советника, говорящего правду сильным мира сего, предостерегающего их от ложных шагов, раскрывающего пред ними скрываемые несправедливости и т. д. А.А. Киреев мечтал о мирном изживании «смуты», о воссоединении царя не только с «народом» (в этом он был и без того убеждён), но и с заблудшею, погрязшею в конституционных «бреднях» интеллигенциею и т. д. Царю – сила власти, народу – свобода мнений. Все эти старинные славянофильские лозунги владели и Киреевым. К этому присоединялись природное прекраснодушие и наивная сентиментальность» [23].
В свете доступной сегодня полноты источников характеристика Киреева, данная Тарле, не может считаться безошибочной, однако в своё время это была практически первая адекватная научная оценка деятельности генерала. Более того, вплоть до начала XXI в. ни одному историку не удавалось даже приблизиться в своих оценках Киреева к уровню Тихомирова и Тарле. Это было обусловлено тем, что вплоть до 90-х гг. XX в. ни один историк не занимался специально Киреевым. Небольшое исключение можно сделать для С.А. Никитина, который в «Славянском сборнике» 1948 г. опубликовал и прокомментировал документы, относящиеся к деятельности братьев Киреевых на Балканах в 1876 г. [24; 25], а в монографии 1960 г. о Славянских комитетах проанализировал эту деятельность, попутно верно определив А.А. Киреева как «одного из последних теоретиков позднего славянофильства» [26].
В Русском Зарубежье о Кирееве кратко упомянул только Г.В. Флоровский, назвавший его в своей статье 1921 г. «систематизатором и официальным истолкователем позднейшего славянофильства» [27, с. 838], а в «Путях русской мысли» перечисливший несколько сухих фактов из деятельности мыслителям на старокатолическом направлении [28, с. 279, 382].
Среди зарубежных исследователей почти все обращались к наследию Киреева не непосредственно, а путем цитирования единичных фактов и высказываний из работ советских коллег. Следует привести несколько примеров, когда на таком вторичном материале американские учёные всё же пытались сделать самостоятельные выводы. Так, Н.В. Рязановский, следуя традиции русской либеральной историографии, причислил Киреева наряду с Д.А. Хомяковым к последним «обожателям славянофильства» [29, с. 199, 212]. Фиона Томашевски обратила внимание на тёплые отношения Киреева с императрицей Александрой Фёдоровной, нетипичные для её враждебного в целом окружения [30, с. 57]. Астрид Туминес выдвинула гипотезу о вкладе Киреева в разворот внешней политики России в сторону Балкан в 1908 г. [31, с. 150]
Единственными специальными зарубежными работами о Киреева являются статьи Дж.Д. Бэзила (1987–1991 гг.), по первоисточникам исследовавшего религиозные воззрения и церковную деятельность Киреева: от старокатолического вопроса до его призывов к «модернизации» внутри Русской православной Церкви [32; 33; 34]. Работы Бэзила были по достоинству оценены таким специалистом по религиозной истории России, как П. Верт [35].
В советской историографии 70-х – 80-х гг. Киреева называли «одним из теоретиков позднего славянофильства» и «т.н. славянофилом-националистом» [36, с. 254]. Наследие мыслителя было прочно забыто, и на страницах научных трудов он фигурировал лишь свидетель политических событий конца XIX – начала XX вв. Ю.Б. Соловьёв и П.А. Зайончковский часто цитировали дневник Киреева, но даже эти выдающиеся историки не останавливались на характеристике его взглядов и на его исторической роли. Так, Ю.Б. Соловьёв отметил значение Киреева всего лишь как «одного из наиболее целеустремленных поборников дворянского дела, сферой деятельности которого был высший придворно-бюрократический мир» [37, с. 79; 42, с. 35]. П.А. Зайончковский, В.А. Твардовская, В.А. Дьяков без всяких доказательств относили Киреева к охранителям и реакционерам, попутно отрицая значимость и самый факт существования прочной позднеславянофильской традиции [38, с. 179; 39, с. 87, 90, 245; 40, с. 44, 56; 41, с. 180; 42]. Этой ошибки не избежал и Ю.З. Янковский, по мнению которого генерал был «одним из реакционнейших последователей старших славянофилов, заметно обострившим их националистические тенденции» [43, с. 134].
Ошибочная оценка Киреева была доведена до крайности в концепции Н.И. Цимбаева, вопреки всему комплексу источников произвольно разрывавшему историю славянофильства на собственно славянофильство (до 1875 г.) и «славянолюбие» (после 1875 г.). Неудивительно, что в результате получался абсурдный вывод: «Киреев был крупным теоретиком славянофильства-славянолюбия, неоднократно излагал „славянофильское учение“. Под его пером оно сводилось к „славянофильской формуле“: „православие, самодержавие, народность“. Было бы упрощением утверждать, что Киреев не понимал истинного славянофильства или сознательно его искажал. Нередко он тонко указывал на существенные отличия своих воззрений от представлений Хомякова, но объяснял эти отличия только изменившейся исторической обстановкой. Киреев искренне считал себя продолжателем дела Хомякова, которое он понимал (совершенно в духе О.Ф. Миллера) как начало славянолюби в России и твёрдо именовал свои консервативные, панславистские убеждения „славянофильством“» [44, с. 44]. Если не брать в расчет идейную вражду между Киреевым и Миллером, то остаётся констатировать, что Киреев прекрасно понимал свою принадлежность к славянофильству, основанному А.С. Хомяковым, работал рука об руку с его сыном Д.А. Хомяковым и, несомненно, не мог предвидеть появление столетие спустя историков, которые попытаются расчленить их наследие по лекалам схем, полностью оторванных от источниковой базы.
В корне ошибочное причисление Киреева к реакционерам или ультраконсерваторам дало о себе знать и в коллективной монографии «Русский консерватизм: идеология и практика» (2000), где Б.С. Итенберг, В.А. Твардовская и К.Ф. Шацилло упоминали Киреева исключительно как соратника М.Н. Каткова в деле проведения контрреформ, игнорируя подчас сдержанное отношение к ним генерала. Впрочем, на сей раз В.А. Твардовской удалось отметить влиятельность Киреева «в высших сферах» [45, с. 260, 292, 305–306, 320, 328–329, 336–338, 355, 386].
К сожалению, и без того скупые сведения о Кирееве оказались подчас разбавлены ошибками и опечатками в выходивших в 90-е годы биографических словарях [46, с. 183–184; 47, с. 532; 48, с. 571]. Исключение составила словарная статья священника А. Дубинина, в которой Киреев был, наконец, признан продолжателем ранних славянофилов [49, с. 253–254]. В том же русле высказался в поздний период своего творчества В.А. Дьяков [50, с. 143–181]. Тезис о преемственности генерала от славянофилов 40-х годов повторил Д.П. Золотарёв, в своей диссертации отметивший также то обстоятельство, что «влияние идей Н.Я. Данилевского во взглядах А.А. Киреева практически не прослеживается… Киреев всецело ориентируется на наследие ранних славянофилов» [51, с. 16–20].
Этот факт признал и пишущий на околоисторические темы публицист А.Л. Янов, который также подметил правоту Киреева, отказавшегося причислять К.Н. Леонтьева к славянофилам [52, с. 63–68, 82–87]. Однако признание преемственности генерала от ранних славянофилов почему-то вызвало у Янова только насмешки. Он отрицал оригинальность Киреева как мыслителя, назвав его «ортодоксом неославянофильства», «законсервировавшимся консерватором», «полулиберальным славянофилом аксаковского стиля», «белой вороной» на фоне консерваторов-националистов конца XIX в. [53, с. 163, 166] Янов не сдерживает своих негативных эмоций в адрес «старой гвардии» поздних славянофилов в лице Киреева и его соратников: «Их рабское копирование славянофильских догматов сороковых годов производило в несравненно усложнившейся ситуации годов девяностых впечатление скорее комическое, их гневные манифестации весьма напоминали пародию и благообразный их лидер [т.е. Киреев] так же походил на Хомякова, как черносотенец Сергей Шарапов на Ивана Аксакова» [54, с. 292, 295, 303].
Тем не менее, к началу XXI в. высказывания в духе А.Л. Янова стали, к счастью, анахронизмом. Систематическое обращение к первоисточникам, публикация значительной части переписки Киреева, отрывков из дневника и некоторых публицистических произведений мыслителя в 1990-е – 2000-е гг. [55; 56; 57; 58; 59; 60; 61; 62] позволило публикаторам этих документов дать ему более взвешенные оценки. И.В. Лукоянов вернулся к определению Киреева как «лидера славянофильской партии» в конце XIX – начале XX в. [55, с. 11] Д.В. Соловьёв назвал его «пылким», «благородным консерватором, истинно-православным и добрейшим человеком» [56, с. 158]. В.А. Фатеев называл его вначале «славянофильствующим придворным публицистом» [63, с. 95], а затем просто «публицистом славянофильской ориентации» [27, с. 954].
В начале XXI в. И.А. Христофоров и В.Е. Воронин не только прибегали к обширному цитированию дневника Киреева, но и впервые в историографии начали рассматривать политическую деятельность Киреева в 1860-е гг. [64, с. 29–30; 65]. С.Л. Фирсов, постоянно привлекавший сочинения Киреева при исследовании истории Русской православной Церкви в начале XX в., характеризовал его как «трезвомыслящего церковного консерватора», «неославянофила», «идейного монархиста» и притом гибкого политика [66, с. 27–28]. Говоря о степени реалистичности киреевских проектов реформирования России в период накануне революции 1905 г., С.Л. Фирсов замечает: «Трудно сказать, существовала ли возможность реализовать программу Киреева. Но ничего и не было сделано для этого» [67, с. 30, 101].
Эту мысль С.Л. Фирсова фактически продолжает М. Суслов, по мнению которого Киреев и его соратники «выработали проект модернизации, альтернативный правительственному, более мягкий и национально-ориентированный», который хотя и «стал неактуальным после революции 1905–1907 гг.», но всё же был востребован и в народе, и в политической элите [68, с. 174].
Примером грамотного, квалифицированного исследования является статья В.М. Хевролиной (2000), которая причислила к поздним славянофилам И.С. Аксакова, Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, В.И. Ламанского, А.А. Киреева, А.В. Васильева и впервые в историографии озвучила тезис о том, что «по своим идейным взглядам Киреев был консерватором с некоторым оттенком либерализма» [69]. Во многом повторил выводы В.М. Хевролиной С.М. Сергеев, рассмотревший на ряде конкретных примеров соотношение консервативных и либеральных элементов в мировоззрении Киреева, его положение среди других консерваторов и в целом определивший место мыслителя на правом фланге позднего славянофильства [70]. Немаловажно, что исследование Киреева для С.М. Сергеева было неотъемлемой частью создания новой научной концепции позднего славянофильства и критики схем Н.И. Цимбаева и других советских историков.
В целом лишь после 2010 г. в изучении А.А. Киреева был достигнут настоящий прорыв.
В 2010 г. К.А. Соловьёв при поддержке РГНФ подготовил к изданию, опубликовал и прокомментировал дневник генерала за 1905–1910 гг. [71] К сожалению, из-за большого объёма этого важнейшего исторического источника речи о публикации дневника за более ранние периоды сейчас не идёт, однако важное научное значение имеет предисловие К.А. Соловьёва [71, с. 3–17]. В первой половине предисловия дан сжатый очерк отдельных, наиболее любопытных моментов из жизни мыслителя, к сожалению, не всегда точный. Во второй половине предисловия точно и корректно поставлен вопрос об особенностях позднего славянофильства – главная историографическая проблема, связанная с Киреевым. Правда, К.А. Соловьёв предпочитает термин «неославянофильство», с чем мы не можем согласиться.
К.А. Соловьёв обращается к историографии проблемы, отмечает внутреннюю противоречивость взглядов Киреева, наряду с этим признавая его «одним из наиболее последовательных продолжателей славянофильского учения, что во многом обусловило его значение в ряду прочих консервативных мыслителей начала XX века». Краткий и чёткий анализ общественно-политических и религиозных убеждений генерала сочетается у К.А. Соловьёва с констатацией того, что, хотя «внутренняя противоречивость политического учения А.А. Киреева бросалась в глаза современника», «при всей этой противоречивости А.А, Киреев, пожалуй, был одним из наиболее последовательных продолжателей славянофильского учения, что во многом обуславливало его значение в ряду прочих консервативных мыслителей начала XX в.» [71, с. 15–16].
Публикация дневника Киреева за 1905–1910 гг. вызвала отклик со стороны А.А. Тесли, написавшего краткую рецензию и сделавшего вывод о том, что после краха политических идеалов в 1905 г. активность Киреева переходит в русло церковной реформы. Следует отметить, что вслед за К.А. Соловьёвым А.А. Тесля использует термин «неославянофильство» применительно к славянофилам рубежа XIX – XX вв. [72]
В своих последующих работах, выполненных в рамках гранта Президента РФ «Социальная и политическая философия поздних славянофилов: между либерализмом и консерватизмом» (2011), А.А. Тесля также обращается к наследию А.А. Киреева [73]. Довольно странно, что он сделал вывод, будто Киреев после 1906 г. возражал против созыва поместного собора, предпочитая миссионерские съезды – дело обстояло прямо противоположным образом.
В русле всестороннего анализа убеждений Киреева лежат выводы А.Э. Котова, который в 2010 г. назвал его «одним из забытых представителей славянофильского либерального национализма» и отметил наличие элементов либерализма в консервативной в целом программе мыслителя [74]. А.Э. Котов обратил особое внимание на то, что Киреев отдавал приоритет «принципу национальностей перед легитимизмом» [75]. В своей монографии 2010 г. А.Э. Котов подробно останавливается на взглядах Киреева в главе о «либеральном национализме», тождественном у него с поздним славянофильством, но являющемся в то же время разновидностью русского консерватизма 70-х – 90-х гг. XIX в. Исследователь поясняет: «Причиной кризиса славянофильства стала внутренняя противоречивость самого славянофильского учения, его неспособность окончательно примирить имевшиеся в нём либеральные и консервативные компоненты» [76, с. 90].
В 2012 г. О.Л. Фетисенко, опубликовав и обработав множество архивных материалов, связанных с кругом общения К.Н. Леонтьева, отметила: «А.А. Киреев (наравне, пожалуй, с Л.А. Тихомировым) – сейчас самая заманчивая фигура для историков консерватизма… Киреев ближе к Леонтьеву, чем принято сейчас думать. Да, у них была в 1889 г. полемика о национальной политике, но развёртывалась она больше как «спор о словах» и «из-за слов». Несомненно, меж ними существовало «в главном – единство»… Киреев в спорах с Леонтьевым выступает как хранитель преданий славянофильства» [77, с. 150]. Эти слова безусловно справедливы, если не считать странного сравнения с Л.А. Тихомировым – мыслителем, исследованным за последние два десятка лет вдоль и поперёк.
В 2012 г. в Институте русской цивилизации О.А. Платонова увидел свет том избранных сочинений Киреева под общим названием «Учение славянофилов» [78]. В него вошли не только статьи из двухтомника 1912 г., но и другие произведения (прежде всего, «Краткое изложение славянофильского учения» 1896 г. и записка Николаю II 1907 г.), а также отрывок из воспоминаний его прадеда М.М. Киреева (пару раз ошибочно названного «дедом») о пугачёвщине. Статьи А.А. Киреева на церковные темы в рассматриваемом издании перепечатаны не из двухтомника, а из «Богословского вестника» и «Христианского чтения» рубежа XIX – XX вв.
Предисловие С.В. Лебедева к этому тому представляет собой достаточно нетрадиционное изложение биографии мыслителя, без анализа его взглядов [78, с. 5–27]. С.В. Лебедев подробнее, чем другие исследователи, освещает взаимоотношения Киреева с великим князем Константином Николаевичем и даёт должную оценку деятельности сестры мыслителя О.А. Новиковой. Однако, к сожалению, в целом предисловие С.В. Лебедева содержит более десятка неточностей и фактических ошибок. Вероятно, это можно объяснить тем, что исследователь, известный изучением ряда других генералов-мыслителей второй половины XIX в. [79], Киреевым ранее специально не занимался.
Самым крупным на настоящий момент исследованием общественно-политической и церковной деятельности А.А. Киреева является кандидатская диссертация М.В. Медоварова [80] и около 25 его публикаций, посвящённых генералу, из которых следует выделить исторический портрет Киреева в «Вопросах истории» [81]. В откликах на работы М.В. Медоварова внимание уделяется обычно спору Киреева с Владимиром Соловьёвым (А.А. Поповкин, С.В. Мотин) [82; 83, с. 21] или старокатолическому вопросу (А.А. Тесля) [84, с. 91].
Особо следует отметить статью Н.Ю. Андреева, крупного специалиста по правовым аспектам славянофильской мысли [85]. Для него характерен интерес к историографии проблемы позднего славянофильства, к содержательной постановке вопроса о сходстве и отличии ранних и поздних славянофилов. Пи этом термины «неославянофильство» и «позднее славянофильство» Н.Ю. Андреев считает синонимами. Свой политико-правовой анализ он проводит на материале сочинений С.Ф. Шарапова, А.А. Киреева и Д.А. Хомякова и приходит к выводу, что все те отличия их от своих предшественников 40-х годов, которые непомерно раздувались и преувеличивались в советской историографии, «заложены непосредственно в славянофильском учении и могут быть рассматриваемы как логическое продумывание или даже просто „договаривание“ славянофильских идей» применительно к текущей ситуации [85, с. 11].
В целом в историографии конца XX – начала XXI в. чётко прослеживается тенденция к отказу от причисления Киреева к нетворческим эпигонам ранних славянофилов или, напротив, к реакционерам, складывается традиция рассмотрения его как умеренного, либерального консерватора, осуществившего грандиозную рецепцию идей классического славянофильства применительно к ситуации конца XIX – начала XX в. Растёт понимание его роли в политической и церковной истории России и Европы. Вместе с тем многие задачи остаются ещё не решёнными. Нет полной библиографии всех сочинений мыслителя, зачастую разбросанным по дореволюционным периодическим изданиям. До сих пор нет ни одной монографии о Кирееве. Остаётся актуальной задача анализа его взаимоотношений с рядом других мыслителей и общественных деятелей. Перспективы подобных исследований представляются сейчас благоприятными. Появился интерес к «месту памяти», связанному с генералом: в 2011 г. на месте разрушенного в 1930 г. семейного склепа восстановлены надгробия Киреева и его родни, память о мыслителе хранится в музее села Новиково Тамбовской области. По всей видимости, бурно растущий с 2010 г. поток научной литературы о Кирееве только продолжит увеличиваться в количественном и качественном отношении.
Список литературы
1. А.А. Киреев. Некролог // Исторический вестник. 1910. №8. С. 718–719.
2. А.А. Киреев. Некролог // Новое время. 1910. №12333 (14/27 июля). С. 3.
3. А.А. Киреев [некролог] // Прибавления к «Церковным ведомостям». 1910. №29. 17 июля. С. 1220–1222.
4. Афанасьев Н.И. Киреев А.А. // Афанасьев Н.И. Современники. Альбом биографий. Т. 2. СПб., 1910. С. 228–231.
5. Кулаковский П.А. Памяти А.А. Киреева // Славянские известия. 1910. №5–6. С. 538–548.
6. Соколов В.А. Памяти А.А. Киреева. Сергиев Посад, 1911. 24 с.
7. Соколов В.А. Памяти А.А. Киреева // Богословский вестник. 1911. №9. С. 169–189 (2-я пагинация).
8. Новикова О.А. К биографии А.А. Киреева // Московские ведомости. 1910. 25 сентября (№220). С. 2.
9. Дневник Л.А. Тихомирова (1909 – 1910 гг.) // ГАРФ. Ф. 639. Д. 20.
10. Тихомиров Л.А. Тени прошлого. М., 2000. 720 с.
11. Медоваров М.В. Finis Rossia: революция 1905-1907 гг. и ее последствия глазами консерваторов (на примере А.А. Киреева и Л.А. Тихомирова) // Вестник Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского. 2014. №1. С. 308–314.
12. Письма А.А. Киреева Г.П. Георгиевскому // ОР РГБ. Ф. 217. К. 11. Д. 56.
13. Письма О.А. Новиковой Г.П. Георгиевскому // ОР РГБ. Ф. 217. К. 13. Д. 20.
14. Киреев А.А. Дневник / сост., предисловие К.А. Соловьёв. 1905–1910. М., 2010. 472 с.
15. Киреев А.А. Сочинения в 2 т. СПб., 1912. Т. 1. VI, 452 с.; Т. 2. X, 489 с.
16. Novikova O.A. Le général Alexandre Kiréeff et l'ancien-catholicisme (A collection of articles appeared in «Revue internationale de théologie»). Berne, 1911. 267 p.
17. Kiréeff A.Quelques lettres du général Alex. Kiréeff au professeur Eugène Michaud sur l’ancien catholicisme. Publiées par M-me Olga Novikoff, née Kiréeff. Paris – Neuchâtel, 1913. 245 p.
18. Письма Киреева его сестре о старокатоликах // Московские ведомости. 1910. 25 сентября (№220). С. 2.
19. Материалы к истории старокатолического вопроса в России // Христианское чтение. 1911. №6. С. 742–752; №11. С. 1336–1357 (сплошная пагинация).
20. Материалы к истории старокатолического вопроса в России. Письма протопресвитера И.Л. Янышева и генерала Киреева. СПб., 1912. 49 с.
21. Историограф. Генерал Киреев и Грингмут // Русские ведомости. 1915. №233 (11 октября). С. 2.
22. Из переписки Вл. Соловьёва с А.А. Киреевым // Русская мысль. 1917. №8. С. 135–148.
23. Письмо В.К. Плеве к А.А. Кирееву 31 августа 1903 г. // Красный архив. 1926. №5 (т. 18). С. 201–203.
24. Письма и записки Н.А. Киреева о балканских событиях / Н.А. Киреев // Славянский сборник: Славянский вопрос и русское общество в 1867–1878 гг. М., 1948. С. 93–120.
25. Никитин С.А. Славянские съезды 60-х годов XIX века // Славянский сборник: Славянский вопрос и русское общество в 1867–1878 гг. М., 1948. С. 16–92.
26. Никитин С.А. Славянские комитеты в России в 1858–1876 гг. М., 1960. 362 с.
27. Славянофильство: pro et contra: антология. СПб., 2006. 1056 с.
28.Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Париж, 1937. 601 с.
29. Riasanovsky N.V. Russia and the West in the Teaching of the Slavophiles. A Study of Romantic Ideology. Cambridge (Mass.), 1952. 244 p.
30. Tomaszewski F.K. A Great Russia: Russia and the Triple Entente, 1905 to 1914. L., 2002. 196 p.
31. Tuminez A.S. Russian Nationalism since 1856. Lanham MD, 2000. 339 p.
32. Basil J.D. Alexander Kireev and Theological Controversy in the Russian Orthodox Church, 1890 – 1910 // Church, Nation and State in Russia and Ukraine / edited by G.A. Hosking. Houndmills – L., 1991. P. 131–147.
33. Basil J.D. Alexander Kireev: turn-of-the-century Slavophile and the Russian Orthodox Church, 1890–1910 // Cahiers du Monde russe et sovetique. XXXII (3). Juillet – septembre 1991. P. 337–348.
34. Basil J.D. Russian Orthodox Response to the Old Catholics, 1870–1905 // Religion and Nationalism in Eastern Europe and the Soviet Union. Boulder – L., 1987. P. 63–76.
35. Werth P. [Review on the book:] Basil J.D. Church and State in Late Imperial Russia: Critics of the Synodal System of Church Government (1861–1914). Minneapolis, 2005. 214 pp. // Slavic Review. Vol. 66. No 1 (Spring 2007). P.149.
36. Большая советская энциклопедия. Т. 22. М., 1975.
37. Соловьёв Ю.Б. Самодержавие и дворянство в 1902–1907 гг. Л., 1981. 256 с.
38. Соловьёв Ю.Б. Самодержавие и дворянство в 1907–1914 гг. Л., 1990. 267 с.
39. Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., 1970. 444 с.
40. Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия (М.Н. Катков и его издания). М., 1978. 279 с.
41. Дьяков В.А. Славянский вопрос в пореформенной России (1861–1895 гг.) // Вопросы истории. 1986. №1. С. 41–56.
42. Дьяков В.А. Общественно-политические факторы, влиявшие на славистические исследования // Славяноведение в дореволюционной России: изучение южных и западных славян. М., 1988. С. 177–182.
43. Янковский Ю.З. Патриархально-дворянская утопия. М., 1981. 373 с.
44. Цимбаев Н.И. Славянофильство (из истории русской общественно-политической мысли XIX века). М., 1986. 274 с.
45. Русский консерватизм XIX столетия: идеология и практика / В.Я. Гросул, Г.С. Итенберг, В.А. Твардовская, К.Ф. Шацилло. М., 2000. 439 с.
46. Славяноведение в дореволюционной России: биобиблиографический словарь. М., 1979. 428 с.
47. Русские писатели. 1800–1917. Биографический словарь. Т. 2. М., 1992. 621 с.
48. Отечественная история. История России с древнейших времён до 1917 г.: энциклопедия. Т. 2. М., 1996. С. 571.
49. Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995. 624 с.
50. Дьяков В.А. Славянский вопрос в общественной жизни дореволюционной России. М., 1993. 205 с.
51. Золотарёв Д.П. Позднее славянофильство и его роль в общественно-политической мысли России 60-х – 90х гг. XIX века. Автореф. дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. Воронеж, 2004. С. 15.
52. Янов А.Л. Трагедия великого мыслителя (по материалам дискуссии 1890-х годов) // Вопросы философии. 1992. №1. С. 61–88.
53. Янов А.Л. Россия против России. Очерки истории русского национализма 1825 – 1921. Новосибирск, 1999. 368 с.
54. Янов А.Л. Россия и Европа. 1462–1921. В 3 кн. Книга 3. Драма патриотизма в России (1855–1921). М., 2009. 688 с.
55. Переписка А.А. Киреева и Ф.Д. Самарина / А.А. Киреев, Ф.Д. Самарин; Публикация, вступ. ст. и комм. И.В. Лукоянова // Нестор. 2000. №3. СПб., 2005. С. 11–103.
56. Соловьёв Д.В. Владимир Соловьёв в восьмидесятые годы. По его письмам к А.Ф. Аксаковой, а также по записям и переписке А.А. Киреева // Звезда. 1996. №1. С. 140–158.
57. Соловьёв Вл.С. Письма А.А. Кирееву / комментарии А. Носова // Символ. Париж, 1992. №27. С. 191–254.
58. «Вы должны царствовать самодержавно…»: Записка А.А. Киреева Николаю II. Публикация В. Степанова / А.А. Киреев // Источник. 1993. №2. С. 19–22.
59. Переписка греческой королевы Ольги Константиновны Романовой с генералом А.А. Киреевым / А.А. Киреев, Ольга Константиновна; Вступ. ст., подготовка текста и комм. О.В. Соколовской и И.В. Чуркиной // Славяноведение. 1996. №4. С. 57–73.
60. Лобашкова Т.А. Дневник славянофила А.А. Киреева. 1905 год // Московский журнал (История государства Российского). 1998. №5. С. 45–46.
61. Киреев А.А. Славянофильство и национализм. Ответ В.С. Соловьеву (фрагменты) // Славянофильство: pro et contra. СПб., 2006. С. 513–523.
62. Киреев А.А. Россия в начале XX столетия // Стратегия России. 2008. №10. С. 83–95.
63. Фатеев В.А. C русской бездной в душе: жизнеописание Василия Розанова. СПб. – Кострома, 2002. 636 с.
64. Христофоров И.А. «Аристократическая» оппозиция Великим реформам (конец 1850-х – середина 1870-х гг.). М., 2002. 429 с.
65. Воронин В.Е. Русские правительственные либералы в борьбе против «аристократической партии» (середина 60-х – середина 70-х годов XIX века). М., 2009. 369 с.
66. Фирсов С.Л. Православная Церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России. СПб., 1996. 660 с.
67. Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.). М., 2001. 623 с.
68. Суслов М. Утопический проект Г.М. Шиманова в контексте правого диссидентского движения в СССР в 1960–1980-х гг. // В мире консерватизма: идеи, практики, люди. Межвузовский сборник научных трудов. Пермь, 2006. С. 174–198.
69. Хевролина В.М. А.А. Киреев о проблеме славянского единства // Славянский альманах-2000. М., 2001. С. 144–151.
70. Сергеев С.М. Проблема позднего славянофильства // Образовательный портал «Слово». 03.10.2009. – Режим доступа: http://www.portal-slovo.ru/history/41483.php (дата обращения: 13.09.2014).
71. Дневник А.А. Киреева (1894–1899 гг.) // ОР РГБ. Ф. 126. Оп. 1. Д. 12. Л. 23, 24об.
72. Тесля А.А. Неославянофильство в период первой русской революции и становления «думской монархии» (по материалам дневника А.А. Киреева 1905–1910 гг.) // Румянцевский музей. 2011. – Режим доступа: http://www.rummuseum.ru/portal/node/2224 (дата обращения: 13.09.2014).
73. Тесля А.А. Церковные вопросы 1860–1880-х годов и позиция славянофилов // Гефтер. 04.04.2014. – Режим доступа: http://gefter.ru/archive/11908 (дата обращения: 13.09.2014).
74. Котов А.Э. Русский националист генерал А.А. Киреев / А.Э. Котов // Глобализация и патриотизм: материалы докладов и выступлений Международной научно-практической конференции учёных, аспирантов, студентов. СПб., 2010. С. 166–171.
75. Котов А.Э. Проблема государственного строительства в русской консервативной печати 70-90-х гг. XIX века: автореф. … к.и.н.: 07.00.02. СПб., 2006. 22 с. С. 18.
76. Котов А.Э. Русская консервативная журналистика 1870–1890-х годов: опыт ведения общественной дискуссии. СПб., 2010. 224 с.
77. Фетисенко О.Л. «Гептастилисты»: Константин Леонтьев, его собеседники и ученики (Идеи русского консерватизма в литературно-художественной и публицистической практиках второй половины XIX – первой четверти XX в.). СПб., 2010. 784 с.
78. Киреев А.А. Учение славянофилов / сост. С.В. Лебедев, Т.В. Линицкая; предисловие С.В. Лебедев. М., 2012. 640 с.
79. Лебедев С.В. Генералы-политики второй половины XIX века // Клио. 2003. №1. С. 156–168.
80. Медоваров М.В. А.А. Киреев в общественно-политической жизни России второй половины XIX – начала XX вв.: дисс. … к.и.н.: 07.00.02. Н. Новгород, 2013. 357 с.
81. Медоваров М.В. Александр Алексеевич Киреев // Вопросы истории. 2014. №8. С. 39–67.
82. Поповкин А.А. Периодические издания Санкт-Петербургского Славянского Благотворительного общества (1883–1916 гг.) // Русская народная линия. 26.07.2012. – Режим доступа: http://ruskline.ru/analitika/2012/07/26/periodicheskie_izdaniya_sanktpeterburgskogo_slavyanskogo_blagotvoritelnogo_obwestva_1883_1916_gg/ (дата обращения: 13.09.2014).
83. Мотин С.В. «…Вероятно, у меня найдётся для Вас что-нибудь менее спорное, чем Великий спор» (к истории взаимоотношений И.С. Аксакова и В.С. Соловьёва) // Соловьёвские исследования. 2014. №2(42). С. 6–33.
84. Тесля А.А. Россия и «другие» в представлении русских консерваторов // Отечественные записки. 2014. №4 (61). С. 85–94.
85. Андреев Н.Ю. Славянофильство и неославянофильство: единство и дифференциация // Новая правовая мысль. 2013. №3. С. 4–11.
Вконтакте
FacebookЧто бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт