• Главная 
• Совет молодых ученых ИРИ РАН 
• О школе-конференции
  • Оргкомитет
  • Программы
  • Отчеты
• Информационное письмо
• Заявки 
• Доклады 
• Архив
  • 2012
  • 2013
  • 2015

Старицын Александр Николаевич "Шведская граница и русские староверы"

ИНИОН

   Православное население[1] Шведского королевства в 80-е годы XVII в. испытывало сильное давление со стороны правительства, проводившего политику лютеранизации страны [Андреев, с. 351 - 354]. Жалобы на притеснения православных в Швеции дошли до официальных лиц Русского государства, которые отреагировали незамедлительно. Вопрос о бедственном положении православных в Колывани, Ижорской и Корельской землях поднимался на переговорах шведских и русских послов в Москве в мае 1684 г. В дополнительное соглашение, заключенное 22 мая 1684 г., была внесена соответствующая статья, требовавшая соблюдения условий Кардисского договора 1661 г. о свободном исповедании православной веры на уступленных Швеции территориях[2]. После договора 1684 г. положение изменилось лишь в отношении Никольской церкви в Колывани, ключи от которой были возвращены русским представителям. В других местностях продолжалось наступление на православие и жалобы по-прежнему приходили в Москву. Это побудило русское правительство весной 1685 г. послать в Швецию тайного агента с целью выяснить на месте истинное положение православных приходов в бывших русских Ижорской и Карельской землях [Андреев, с. 347, 355]. В качестве правительственного тайного агента выступил гость Иван Семенов, который по справедливому предположению В.А. Варенцова был сыном новгородского гостя Семена Гаврилова и имел прозвище Маленький [Варенцов, с. 81-82]. В указанное время в Новгороде не было другого гостя с именем Иван Семенов [Голикова, с. 151-153]. Несмотря на сравнительно молодой возраст (не больше 20 лет)[3] Иван Семенов явился удачным кандидатом для такого сложного задания. Он был грамотным, предприимчивым человеком, неоднократно бывал в Швеции по торговым делам отца, а также, выполняя вместе с ним правительственные заказы по покупке лошадей. В 1683 г. он был привлечен к следственному делу о новгородских староверах. Испугавшись пытки, Иван Семенов не только выдал всех, кого знал, но активно сотрудничал со следствием. По его указаниям были разгромлены староверческие пустыни в окрестностях болота Невьи мхи, арестованы и казнены лидеры староверов Иван Дементьев, старец Варлаам и др.[4]. Отцу Ивана гостю Семену Гаврилову пришлось использовать все свои связи при дворе и приложить немало усилий, чтобы избавить сына от пытки и от наказания. Иван стремился реабилитировать себя в глазах правительства, и блестяще выполнил порученное задание, представив подробный отчет о состоянии православия в Швеции.

   Если следовать за перечнем городов и погостов, отмеченных гостем Иваном Семеновым в своем отчете, то можно допустить, что он начал инспекцию православных приходов Швеции с Ореховской области[5] и двигался оттуда на запад до Копорья, завершив, таким образом, описание Ижорской земли. В Корельском уезде Иван Семенов обследовал в первую очередь приладожские погосты, а затем углубился на север до Иломантского погоста. В Ижорской земле он обнаружил в Ореховском, Канецком и Копорском уездах, в которых ему удалось побывать, только 3 священников. В Орешке шведы из церкви устроили конюшню, а в Канцах на месте Преображенской церкви стояла часовня, и служил там поп Сидор, владевший русским, шведским и финским языками. В 1680 г. он был подвергнут обряду посвящения в священники ругодивским суперинтендантом, которому помогали 2 шведских и 2 русских священника. Русские священники Петр и Семен – беглецы из России, служили в Благовещенской церкви в Ивангороде[6]. Как отметил Андреев, поп Сидор (надо думать, и другие русские священники) не придавал особого значения этому посвящению, потому что священнодействовал задолго до него. По сведениям Андреева, почерпнутым из шведских источников, Сидор был поставлен в попы в Новгороде, но в каком году, неизвестно [Андреев, с. 356]. В Канецком приходе попа Сидора Иван Семенов отметил около 500 дворов, а на большие праздники в часовню собиралось свыше 300 человек[7]. В 50-ти верстах от Канец в селе Куйваши на месте Ивановской церкви поставлена часовня, служил в ней поп Фома, бежавший со всей семьей из России. Он имел старое поставление от митрополита Макария, и до бегства в Швецию  служил в Георгиевской церкви села Оломно Солецкого погоста Новгородского уезда[8]. В Копорском уезде в селе Горы в Никольской церкви служил также бежавший из России поп Андрей. Его приход насчитывал боле 200 дворов. В других местах по замечанию Ивана Семенова вместо церквей стояли часовни, священников в них не было, а ключи держали у себя крестьяне[9]. В Карельской земле почти в каждом из 14 осмотренных погостов Иван Семенов обнаружил церковь или часовню. Везде он отмечал большое количество православного населения. В 7 погостах священников не было, а в 7 были беглые из России. Один из них назван Михаилом Федоровым из Олонца[10]. Надо полагать, что и прочие были из ближайших к шведской границе мест.

   Из отчета гостя Ивана Семенова следует, что большинство православных священников в Швеции были беглецами из России. Причины бегства не указаны. По нашему предположению, наиболее вероятной причиной массового оставления своих приходов на родине и ухода за границу было несогласие священников с проводившейся в России церковной реформой. В пользу данного предположения свидетельствуют материалы допроса крестьянина Новгородского уезда Тигоцкого Ильинского погоста деревни Хоченья Семена Яковлева, произведенного в Синоде в 1725 г. Старовер Семен Яковлев  подал в Синод «доношение» с просьбой принять его обратно в православие. На допросе он  рассказал о своей жизни в Швеции в конце XVII в. Бежав из Новгорода в Нарву, он разыскал священника Иосифа (также как и он беглеца из России), который служил по старому обряду. Семен Яковлев 2 года прожил в Нарве, женился на Ксении дочери выходца из России старовера Терентия. Обряд венчания совершил о. Иосиф, по словам Семена, в избе. По всей видимости, так в его показаниях названа часовня. Священник Иосиф пропал без вести в самом начале Северной войны, вероятно, после взятия Нарвы русскими войсками в 1704 г.[11].

   В соседней со Швецией Курляндии в 1677 г.  в деревне Лигинишки в 3 км от Динабурга (Даугавпилса)[12],  поселился не признавший церковные изменения  и бежавший из России священник Терентий. Через год он стал настоятелем основанного здесь в 1660 г. беглецами из России храма, возглавив местную общину староверов [Маркелов, с. 186]. В 1699 г. в деревне Балтруки близ местечка Алыкшты староверами была устроена моленная по благословению о. Терентия. Он умер в 1704 г., назначив в качестве преемника своего сына Афанасия. Под руководством Афанасия Терентьевича в 1710 г. в деревне Пущи (Кревенская) была построена еще одна моленная [Маркелов, с. 190]. Курляндия продолжительное время оставалась безопасным местом для староверов. Герцогиня Курляндская Анна Иоанновна не позволяла церковным представителям из России бесконтрольно вмешиваться в духовные дела на территории герцогства. В письме в Синод на имя его «первенствующего члена» новгородского архиепископа Феофана Прокоповича от 4 октября 1726 г. она с возмущением выговаривала владыке о недопустимости поведения рижского духовного заказчика Симеона Ярмерковского: «А понеже вашему архиерейству чаю известно, что до наших дворских церквей кроме всего Святейшаго Синода мешаться не надлежит, еще же и в заграничное место протопопу такие указы посылать, что мне предосудительно»[13]. Рижский обер-иеромонах Маркелл Радышевский, сознавая свою беспомощность, жаловался в Синод 19 августа 1723 г., что «многие де расколщики кроются в Курляндии, также и протчие российские люди, которые служат у них курляндцов, ниже исповедываютца, ниже причащаются Христовых таин и умирают без покаяния… многие де расколники из Риги в мимошедшую святую четыредесятницу приходили, чтоб не причащатися Христовых таин, ни исповедатися, и крыются недалеко от Риги в Курляндии»[14].

   Как отмечали многие исследователи, в Швеции православное богослужение долго сохраняло свое дореформенное состояние, т. е. было по сути староверческим [Катаяла, с. 35; Селин, с. 36]. Церковная реформа не смогла преодолеть преграду государственной границы. Это обстоятельство притягивало в Швецию многих беглецов из России. Во время розыска несогласных с церковными нововведениями в Новгородской области  в 1680-х гг. за шведский рубеж бежали многие убежденные староверы. В 1683 г. в Ругодив (Нарву) сбежал торговый служащий гостя Семена Гаврилова Абрам Федоров. Его арестовали в деревне Заслуховье, где он остановился с товаром, следуя в Швецию. При нем были обнаружены тетради с рисунками и выписками из различных книг антиреформенного содержания. Будучи отдан на поруки, Абрам Федоров решил не испытывать судьбу, и бежал за границу вместе с тремя поручителями. Один из бежавших поручителей был митрополичьим  крестьянином, а 2 других – новгородцы посадские люди Гаврила Игнатьев и Федор Тарасьев Лялин. За ними в Ругодив был послан подьячий и митрополичий стряпчий, но поиски не увенчались успехом[15].

   В 1685 г. за границу бежал некий Тимофей, который перекрещивал крестьян и учил их не ходить в новообрядные церкви. Вместе с ним ушли около 50 человек его учеников. Из отписки митрополита Корнилия следует, что в 1684 и 1685 гг. из новгородских волостей и погостов бежали в Швецию многие помещичьи крестьяне и бобыли[16]. П.С. Смирнов отождествляет указанного Тимофея с известным деятелем староверческого движения Тимофеем Иевлевым (Иовлевым) [Смирнов. 1898, с. XVII-XVIII]. В показаниях вышеупомянутого крестьянина Семена Яковлева (на них также ссылается Смирнов) говорилось, что его и многих его родственников перекрестил новгородец Тимофей Иевлев, проживавший у своего брата подьячего тоже Тимофея.: «В прошлых давных годех явился в Новеграде самозаконник, любоначалный самочинник, мужик Тимофей Иевлев и крестил второе множество народа и отлучил соборныя апостолския церкви тогда и мои сродники прельстишася и меня крестиша второе седми лет»[17].

   О семье Иевлевых рассказывает Иван Филиппов в специальной главе Истории Выговской пустыни. Тимофей, Симон и еще один Тимофей были сыновьями новгородского священника. Братья некоторое время вместе с матерью жили в Нижегородских пустынях, но после её смерти вернулись в Новгород. Здесь они скрывались у «христолюбцев» и часто беседовали со своим отцом, который в результате этих бесед оставил священство. Из новгородского следственного дела 1683 г. известен лукинский священник поповский староста Иов Иванов[18], которого можно отождествить с отцом братьев Иевлевых. По сведениям Филиппова старший Тимофей действовал в Новгороде и Старой Руссе, проповедуя старую веру, и умер в новгородских пределах. Смирнов, обнаружив у Филиппова указание на то, что братья Иевлевы уезжали в нижегородские пустыни, выдвинул предположение, что Тимофей в 1685 г. бежал не в Швецию, а вместе с братьями в Поволжье [Смирнов. 1898, с. XVIII]. Но согласиться с этим утверждением нельзя. Во-первых, в повествовании Филиппова сказано, что Иевлевы уехали в Поволжье в молодом возрасте «из млада» вместе с матерью. Во-вторых, младший Тимофей (у которого укрывался старший Тимофей во время его проповеднической деятельности) мог стать подьячим только после возвращения братьев в Новгород. В-третьих, Филиппов ясно выразился, что непосредственно после возвращения из «нижегородских пустынь … большей брат нача скитатися, храня древлецерковное благочестие, тайно крыяся в Новеграде»[19]. Если верно предположение Смирнова, что упомянутый в грамоте новгородского митрополита Корнилия старовер Тимофей – это Тимофей Иевлев, то в 1685 г. он бежал именно в Швецию, как о том сказано в грамоте, а не в Поволжье. О его нахождении в Швеции свидетельствует Житие Феодосия Васильева, в котором Тимофей Иевлев упоминается в числе «духовных людей» копорской общины[20]. Его брат Симон тоже уехал из Новгорода (не исключено, что братья уехали вместе) за шведскую границу «в Копорщину», и там принял участие в создании общины староверов. Симон, как человек грамотный, сын священника, хорошо знающий церковную службу, стал наставником в общине. Эта община просуществовала более 20 лет и распалась из-за внутренних разногласий до окончания Северной войны [21]. О неурядицах, происходивших в копорской общине задолго до её распада, сообщается в Житии Феодосия Васильева следующим образом: «но житие зазорное имаху противно канонам. Держаху убо при себе девиц, и жен, и сродниц, но весма чужих сущих. И с ними овии в пустынях, инии во градех и селех пребываху, но наедине. Откуду в таковых и явные зазоры породишася, от иных же лживая провещания, аки бы от святых явления показашася»[22]. Из Новгорода в Копорский уезд был послан Феодосий Васильев, который настаивал на раздельном проживании мужчин и женщин. Ему удалось убедить копорских общежителей «отложить зазорное житие». В Житии Феодосия Васильева помимо Иевлевых перечисляются  первенствующие люди общины, духовные учителя: Григорий Федоров Ондворский, Дмитрий Игнатьев Пяткин, Селивестр, Митрофан Трофимов, Ипатий Филатов[23]. Почти все они (за исключением Селивестра) были упомянуты в соборном приговоре 1692 г., осудившем взгляды другого известного деятеля раннего старообрядчества Ивана Коломенского [Журавлев, с. 69]. В то же время их имен нет среди отцов, подписавших соборное уложение 1694 г. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что проблемы, возникшие в жизни копорской общины, совпадают с проблемами, которые были вынесены на обсуждение Собора 1694 г. в Новгороде, и которые отразились в соборном уложении [Смирнов. 1898, с. 041-045]. Логика подсказывает, что между этими событиями существует связь. Уместно предположить, что Собор 1694 г. явился откликом на копорские события и состоялся непосредственно после возвращения Феодосия в Новгород из длительной заграничной поездки. Евстрат Федосеев, автор Жития Феодосия Васильева не случайно поместил в своем сочинении рассказ о действиях Феодосия в Копорье после сообщения о его поездке на Черную мызу, которая была, как известно, в 1692 г.[24]

   Разыскиваемый в России Иван Коломенский бежал в Швецию, поселился недалеко (5-6 верст) от Нарвы на Черной (Солдиной) мызе на Черной речке и там, вероятно, возглавил староверческую общину [Журавлев, с. 68; Макарий, с. 266; Смирнов. 1898, с. XIX]. Точное время переселения Ивана Коломенского в Швецию неизвестно. Указание Смирнова, что это должно было произойти не позднее 1684 г., т.к. по его словам: «в этом году велено было уже разыскивать его», не основательно [Смирнов. 1898, с. XIX]. Грамоты о розыске Ивана Коломенского и других староверов рассылались по епархиям  и в 1683 и в 1686 гг.[25]. Однозначно можно утверждать, что в 1692 г. Иван Коломенский уже жил в Швеции, потому что в этом году против него был собран Собор на Черной (Солдиной) мызе[26] [Журавлев, с. 70]. Протоиерей А.И. Журавлев и вслед за ним Г.В. Есипов предполагали, что Иван происходил из Центральной России из г. Коломны, т.к. считали, что его прозвание указывает на место рождения [Журавлев, с. 68; Есипов, с. 87]. Но, во-первых, в Новгородском уезде существовал погост, имевший название Коломенский[27]. Во-вторых, под таким именем (Иван Коломский) известен новгородец торговый человек, родственник гостей Стояновых, который вместе с ними торговал мясом, салом и собольими мехами в Швеции [Варенцов, с. 51; Голикова, с. 89]. По всей видимости, этот новгородец и был, как считал Смирнов, учеником старца Варлаама и Ивана Дементьева. Окончательно обосновавшись в Швеции, Иван Коломенский разошелся во взглядах на церковное устроение с новгородскими староверами, которые совместно с копорскими единоверцами созывали собор против него в 1692 г. [Журавлев, с. 68-73; Смирнов. 1898, с. LXXXVIII]. Собор 1692 г. проходил, как уже говорилось, в Швеции на Черной (Солдиной) мызе под Нарвой, куда в качестве представителя новгородской общины приехал Феодосий Васильев с товарищами[28]. В опубликованных Журавлевым отрывках грамоты о соборном приговоре 1692 г. перечисляются единомышленники Ивана Коломенского, вероятно, также проживавшие в Швеции: Григорий Белонский (по другим сведениям Белохин[29]), Прохор Псковитин, Венедикт Шелоиц (Шелонец?), Иван Москвитин, Гаврила Никифоров, Анисим Савельев, Мелетий Автономов Рушакин, Кирил Емельянов, Родион Марков, Дмитрий Павлов, Михаил Пименов. Биограф Феодосия его сын Евстрат прибавляет к этому перечню еще два имени: Марк и Евсевий Кондратьев[30]. Последний фигурировал в митрополичьих грамотах о розыске Ивана Коломенского, как его крестьянин Евсевий Кондратьев Спячего[31]. В соборном приговоре 1692 г. упоминается другая группа шведских староверов, которая выступила с критикой взглядов Ивана Коломенского и явилась инициатором созыва против него Собора на Черной мызе: Илья Яковлев, Евсей Григорьев, Спиридон Максимов, Захарий Ларионов Бедринский, Михаил Филимонов, Роман Федосеев. [Журавлев, с. 69-70].

   Таким образом, шведская граница была для русских староверов спасительным рубежом, за которым можно было укрыться от преследований русских властей. Со шведами, заинтересоваными в увеличении населения, староверы умели договариваться. Об этом сообщает Филиппов, описывая жизнь копорской общины Симона Иевлева в Швеции: «Сперва за шветскими живяше, избегши с руской земли для гонительства Никоновых новолюбителей, и беседоваша с их властьми и бискупами о вере, и оне их охраняху, токмо им платежи оброки платяху, а о вере их не истязаху. А их земли мызы пахаху и торговаху всяк на себя, и кормяхуся живуще несколко времяни за ними»[32]. Местное население, сохраняющее старое православие, охотно принимало и разделяло идеи вышедших из России староверов.

   Однако, начиная с 1685 г., реформированный обряд все же проникает в Швецию. По сведениям некоторых исследователей, неподтвержденным ссылками на источники, в 1685 г. между русским и шведским правительствами была достигнута договоренность о возобновлении Корельской и Ладожской епархии со статусом викариатства. Первым викарным епископом сюда был назначен бывший тамбовский епископ Леонтий [Амвросий Ч. I, с. 85; Чистович, с. 72-73; Дмитриев, с. 163]. О деятельности Леонтия в качестве епископа Корельского и Ладожского сведений не обнаружено. П.М. Строев и И.М. Покровский на этом основании не признавали существования в 1685 – 1690 годы Корельского викариатства [Строев, стб. 38; Покровский Т. II, с. 73 – 74]. Следует признать, что вопрос остается нерешенным. Но, пожалуй, не случайно в 1686 г. в грамоте патриарха Иоакима к новгородскому митрополиту Корнилию говорилось об обращении православных жителей «свейского государства градов» к русским иерархам с просьбой разрешить построить храмы на месте разрушенных и поставить им новых священников[33]. Можно допустить, что новгородский митрополит в то время уже имел законное право поставлять священников в приходы, находившиеся за шведской границей. Церковные власти России, столкнувшись с сохранением староверия шведским православным населением, попытались изменить ситуацию. Специальные меры предусматривали проверку на благонадежность старых и поставление новых священников, снабженных новыми требниками и служебниками и особыми инструкциями «как им в приходех своих приходцких людей надсматривать и хранить, чтоб жити во христианской вере греческаго закона, и противности и расколу святей церкви в них не было б»[34]. Для контроля над внедрением и укоренением реформы в православных приходах Швеции на шведской территории действовали тайные русские эмиссары. В патриаршей грамоте от 30 августа 1689 г. новгородскому митрополиту Корнилию предписывалось, чтобы «за свейской рубеж» тайно был послан священник, знающий карельский язык, для выяснения «а как те новопоставленные священники и которые в тех местех старые священники церковную службу действуют, и коим архиереом посвящены, и ставленные грамоты у них есть ли, и приходцких своих людей управляют во христианском ли законе, и нет ли от них кого раскольников»[35].

   Начавшаяся Северная война (1700-1721 гг.) приостановила процесс распространения русской церковной реформы на шведской территории. Но впоследствии, когда Ижорская и Карельская земли снова отошли к России, когда исчез такой сильный сдерживающий фактор как граница, конфессиональная ситуация в указанных областях уже не была столь благоприятной для приверженцев старой веры.

   Военные действия внесли значительные коррективы в территориально-административное устройство прибалтийского региона. После поражения под Нарвой в 1700 г. русские войска стали планомерно вытеснять шведов из их восточных провинций. В октябре 1702 г. штурмом был взят Нотебург (Орешек), в мае – июне 1703 г. захвачены Ниеншанц, Ям, Копорье. Летом 1704 г. русские войска овладели Дерптом и Нарвой. Ингерманландия оказалась полностью во власти русских, а в Лифляндии и Эстляндии за шведами оставались только Рига, Пернов и Ревель. [История Северной войны, с. 61-63]. Начиная с 1702 г., на завоеванных территориях русское правительство устанавливало свою администрацию. Управлять новоприобретенными землями было поручено А.Д. Меншикову, получившему звание ингерманландского губернатора. Помощниками губернатора были обер-комендант Р.В. Брюс, возглавивший военное ведомство, и ландрихтер Я.Н. Римский-Корсаков, исполнявший судебные и административные функции, и ведавший финансами губернии. Коменданты городов представляли власть губернатора на местах. Официально губерния была учреждена по указу Петра I от 18 декабря 1708 г., разделившему Россию на 8 губерний[36]. В состав Ингерманландской губернии вошли: 1) все области, отвоеванные к тому времени у Швеции, 2) уезды, приписанные к Олонецкой верфи 1 сентября 1703 г.: Олонецкий, Каргопольский, Белозерский, Пошехонский, 3) и области, присоединенные к территориальному ведомству Меншикова: Новгородская (с 7 марта 1706 г.) и Псковская (с 17 апреля 1708 г.) [Милюков, с. 264-265, 273]. Ингерманландские города Ямбург и Копорье не вошли в состав губернии, т.к. были отданы в частное владение Меншикову [Данченко, с. 13]. Летом 1710 г. Прибалтийский край полностью был очищен от шведского присутствия. На Карельском перешейке в июне 1710 г. русские войска вынудили капитулировать приморскую крепость Выборг, а осенью сдался Кексгольм [История Северной войны, с. 101]. В том же году Ингерманландская губерния была переименована в Санкт-Петербургскую. К ней были добавлены вновь завоеванные города Выборг и Кексгольм. Из прибалтийских городов к губернии были приписаны Дерпт, Нарва и Ревель [Данченко, с. 6]. Меншиков стал именоваться санкт-петербургским генерал-губернатором, а Римский-Корсаков вице-губернатором. Последний был арестован за финансовые махинации в 1714 г. и сослан в ссылку. Его заменил бывший воронежский ландрихтер С.Т. Клокачев (назначен 14 декабря 1714 г.) [Милюков, с. 341; Серов, с. 47, 267]. В 1713 г. по указу от 28 июля была образована Рижская губерния, в которую помимо территории Лифляндии вошла значительная часть бывшей Смоленской губернии [Милюков, с. 358]. В 1719 г. на основании указа от 29 мая все губернии были разделены на провинции, а провинции на дистрикты. На территории Эстляндии была образована Ревельская губерния. Нарва осталась за Санкт-Петербургской губернией, в которой были выделены 11 провинций: Петербургская, Выборгская, Нарвская, Великолукская, Новгородская, Псковская, Тверская, Ярославская, Угличская, Пошехонская и Белозерская [Готье, с. 102-103; Милюков, с. 463, 468].

   Лишившись защиты иностранного государства и вновь столкнувшись лицом к лицу с отечественными гонителями в лице государственного аппарата и церкви, бывшие шведские староверы пользовались покровительством отдельных священников, укрывавших их либо из симпатии к старине, либо за деньги. Оказывавший поддержку староверам в Копорье преображенский священник Исидор Алексеев[37] был уволен в 1715 г. и отправлен для разбирательства к митрополиту в Новгород [Смирнов. 1909, с. 62]. Дерптский священник Иван Никонов, получая взятки, выдавал староверам исповедные свидетельства. Его уличили в 1721 г., но от должности не отстранили, ограничившись штрафом[38]. В Риге так же вел себя священник из прихода на Русском рынке, на которого сделал донос обер-иеромонах Маркелл Радышевский в 1723 г. Этот священник (имя не названо) недавно был прислан в Ригу из Смоленска[39]. На основании донесения Маркелла Синод назначил расследование[40]. Деятельность священников по укрывательству староверов пресекалась правительством и была эпизодичной.

   Более надежную защиту староверы получили у влиятельных вельмож, на землях которых они попытались укрыться от преследований. В 1710 г. санкт-петербургский генерал-губернатор князь А.Д. Меншиков[41] предоставил во владение руководителю одной из общин новгородских староверов Феодосию Васильеву земли в Дерптском уезде в Лифляндии, составлявшие Ряпину (Раппину) мызу (находилась на западном побережье Псковского озера на реке Выбовке). Заселение произошло в 1711 г. уже без самого Феодосия, арестованного в Новгороде и умершего в тюрьме в том же году [Смирнов. 1909, с. 59]. Во главе общины, насчитывавшей до 2000 человек, встал сын Феодосия Евстрат. Его помощником был брат Феодосия Егор Васильев, а стряпчим - сын Захара Бедринского Иларион. Поселение федосеевцев на Ряпиной мызе просуществовало около 8 лет. Оно состояло из двух общежитий - мужского и женского,  в каждом из которых были построены храмы с колокольным звоном[42]. Помимо стоявших особняком двух общежитий на Ряпиной мызе, староверы проживали во многих деревнях Дерптского уезда. Это видно из показаний присоединившегося к православию  крестьянина Ивана Парфенова, сделанных им в Синоде в 1721 г. уже после разорения ряпинского поселения: «… в деревнях: Тошковичах (20 дворов), Ребере (10 дворов), Измене (6 дворов), Шульгине (6 дворов), Лыбовке (12 дворов), Парме (10 дворов) и в другой Парме (8 дворов)»[43]. К названным деревням Смирнов добавил еще две: Воронья и Кирилино, о которых упоминали на допросах арестованные  в 1719 г. при разгроме Ряпиной мызы староверы [Смирнов. 1909, с. 60; Есипов, с. 92]. Деревни были разбросаны на значительном удалении друг от друга  к югу и северу от Ряпиной мызы на западном побережье Псковского и Чудского озер. Побудительным толчком к ликвидации староверческих общежитий на Ряпиной мызе послужил донос солдата Петра Тюхова, сделанный в Дерпте 27 марта 1719 г., о том, что староверы скрывают у себя беглых солдат. Военная команда, посланная дерптским комендантом бригадиром Иваном Лукичем Воейковым, появилась на Ряпиной мызе на третий день после доноса Тюхова [Есипов, с. 90]. Хотя беглых солдат в общежитиях не нашли, поселение было разорено. Федосеевцы, предупрежденные об опасности, в большинстве успели спастись бегством. Многие вернулись в Польшу, некоторые ушли в Курляндию и присоединились к общине, руководимой Макаром Никитичем. Некоторые переселились на Разину мызу (на северо-запад от Ряпиной мызы) и слились с общиной, возглавляемой Терентием Васильевичем [Смирнов. 1909, с. 61]. Оставленные староверами на Ряпиной мызе строения просуществовали, по крайней мере, до 1722 г. В этом году по донесению дерптского поповского старосты священника Никиты Иванова образа, книги и колокола из ряпинских общежительств были отданы в церковь Пресвятой Богородицы в Дерпте [Есипов, с. 103]. Обращает на себя внимание, что разорение ряпинского поселения не было спланировано, как целенаправленная акция против староверов. Бригадир Воейков и следователи Тайной канцелярии, куда отправили 5 захваченных на Ряпиной мызе в 1719 г. староверов, как заметил Есипов, интересовались в первую очередь беглыми солдатами [Есипов, с. 93, 98]. Спустя 3 года Иван Парфенов на допросе в Синоде указал на известных ему бывших ряпинских староверов, проживавших в Дерптском уезде: Калину Михайлова и Марка Фомина из деревни Вороньей, Филиппа из Тошковичей, дерптского бурмистра Ульяна Григорьева, тошковичского старосту Дмитрия Данилова. Он также назвал покровителей староверов. Это некий «иноземец» генерал или полковник Левольд и его управляющий на мызе тоже «иноземец», по всей видимости, представители местной администрации. В литературе высказывалось мнение о благосклонном отношении к староверам прибалтийской администрации, которая была сохранена после присоединения Лифляндии к России [Подмазов, с. 38]. В прибалтийских губерниях староверы чувствовали себя значительно свободнее, чем в других областях России. Под именем Левольд следует подразумевать кого-либо из представителей лифляндского аристократического рода Левенвольде, которым позднее стала принадлежать Ряпина мыза. Возможно, имеется в виду барон Герхард Иоганн Левенвольде, бывший майор шведской армии, приговоренный Карлом XI к смертной казни за протест против редукций, бежавший и перешедший на службу к Петру I, который поручил ему исполнять обязанности «пленипотенциария» (главного уполномоченного) в Прибалтике. Возможно, речь идет о сыне Герхарда Иоганна графе (с 1726 г.) Карле Густаве Левенвольде, исполнявшем должность генерал-адьютанта при Петре I. [Малиновский В.К., с. 3, 6]. Старовер Филипп, по утверждению Парфенова, будто бы «увез из Петербургской крепости ряпинских расколоучителей»[44] и открыто жил в Тошковичах. Население этой деревни сочувствовало староверам. При помощи земляков Филиппу и крестьянам деревни Вороньей Марку Фомину и Калине Михайлову удалось избежать ареста и скрыться за польским рубежом. Тошковичский староста Дмитрий Данилов был по этой причине вытребован в Синод и там вынужденно принес покаяние. Дерптский бурмистр Ульян Григорьев тоже был вызван в Синод и разоблачен как тайный старовер. При этом пострадал укрывавший его священник Иван Никонов (оштрафован на 15 рублей). Ульян Григорьев на допросе показал о себе, что родился в Новгороде, занимался торговлей, часто выезжал за польскую границу. В имении пана Куницкого он познакомился с Феодосием Васильевым и проникся идеями старой веры. В Пскове Ульян Григорьев распространял староверие и перекрещивал, по его словам, до 1710 г. Ныне желает жить в православии. Его отправили из Синода к поручику П. Зиновьеву, производившему с 1721 г. розыск староверов в Псковском уезде и в  Прибалтике, с повелением взыскать с него штрафные платежи, начиная с 1716 г.[45].

    В Копорском уезде, как явствует из донесения поручика Зиновьева от 1721 г. и из допроса старовера Федора Федотова, произведенного в 1719 г., староверы во множестве обитали в деревнях, также принадлежавших князю А.Д. Меншикову – Заречье, Фалилеево и Скрыля. В Скрыле приблизительно в 1712 г. (в 1719 г. шел восьмой год) наставник Константин Федоров перекрестил вышеупомянутого Федора Федотова. Возможно, из этих деревень и состояла копорская община, где долго наставничал Симон Иевлев. Последний, если доверять точности показаний Федора Федотова, до 1712 г. уже оставил свою общину, уступив первенство Константину Федорову, и переселился в Выговское общежительство. Деревня Грязная, заселенная староверами - выходцами из Новгородского уезда[46], принадлежала царице Прасковье Федоровне, которая, как известно, симпатизировала староверам [Есипов, с. 96; Смирнов 1909, с. 63; Юхименко, с. 432]. Названные деревни располагались в юго-восточной части Копорского уезда на стыке его с Ямбургским и Новгородским уездами (недалеко от бывшей  русско-шведской границы). Уход из копорской общины Симона Иевлева связан с начавшимся процессом «мирщения» у молодых членов общины. Филиппов приводит описание этого процесса: «а егда после умножися жители и начаша жити своевольное житие, не храняще сего вышеписаннаго своего нынешняго христианскаго гонительнаго времяни умножися всякое безчиние, пиянство и нечистота, и между собою вражды и ссоры, и церковное несогласие, и начаша молодые люди женитися, держа у себя тайных попов»[47]. Спустя некоторое время после ухода Симона Иевлева на Выг вставший во главе копорской общины ученик Феодосия Васильева новгородец Константин Федоров женился и, отказавшись от своих прежних убеждений, в 1718 г. присоединился к господствующей церкви. В Санкт-Петербурге его посвятили в священники и поставили протопопом в Ямбурге[48], возложив на него обязанности духовного заказчика [Есипов, с. 89]. Первым его шагом после обращения был донос на крестьян-староверов деревень Черная и Сосницы Ямбургского уезда[49]. Протопоп Константин активно содействовал церковным и светским властям в процессе выявления староверов в Копорском и Ямбургском уездах. Он занимался увещаниями и беседами со староверами[50], в поисках их разъезжал по прибалтийским уездам, вел полемику со своими бывшими товарищами [Есипов, с. 89]. По рекомендации Синода его указаниями пользовался поручик Петр Зиновьев, посланный в 1721 г в упомянутые уезды для переписи староверов и взимания с них штрафов и двойного оклада[51].

   Относительно Константина Федорова в литературе утвердилось представление, что он перед обращением в православие был настоятелем общины староверов на Ряпиной мызе. Впервые это утверждение было высказано епископом Винницким, будущим митрополитом Московским, Макарием (Булгаковым) в 1855 г. [Макарий, с. 269]. Предположение Макария основывалось на двух источниках: 1) рукописи из его собственного собрания «О начале раздора Феодосиевых с Выгорецким общежительством и о причине того, чего ради оный бысть» и 2) царской грамоте от 13 февраля 1718 г., напечатанной в V томе Свода законов Российской империи, № 3161. В рукописи Константин назван настоятелем  поселения на Ряпиной мызе[52]. Макарий охарактеризовал это сочинение как «рукописную повесть, составленную неизвестным поморцем» [Макарий, с. 269]. Следовательно, он не знал, кто был автором сочинения, и просто доверился его словам. Спустя 14 лет Николай Попов, поместивший эту рукопись в сборнике материалов по истории беспоповцев, указал, что «1796 года сию историю сочинил Тимофей Андреев, поморской Лексинской старшина» [53]. Это был известный выговский писатель Т.А. Серебренников (1745-1809), возглавлявший мужское Лексинское общежитие в 1791-1809 гг. Его сочинения отличались достоверностью, особенно, когда речь шла о современных ему событиях, которым он был свидетель [Юхименко, с. 453]. Однако в ходе полемики с федосеевцами, на первое место выступали идеологические цели, а не фактическая точность, от которой автор мог сознательно отступить. Описывая разорение поселения федосеевцев на Ряпиной мызе, Серебренников представляет это как следствие их неблагочестивой жизни: «ибо ту поселившиися начаша жити житием весьма многозазорным, пиянственные и всяких безчинств умножишася сонмы, и всякая возрасте нечистота, подавляющая совсем чистую ниву; отселе юноши и девы потекоша скорыми ногами к новолюбному браку, отселе отверзеся дверь еретиконедугующему священству»[54]. На самом деле указанные пороки имели место в жизни копорских, а не ряпинских староверов[55]. По нашему мнению, Серебренников умышленно перенес неурядицы копорской общины на Ряпину мызу. Константин Федоров упомянут им наряду с Симоном Иовлевым, который жил в Копорском уезде, и которого сменил в наставничестве Константин. Но почему-то, Серебренников при этом пишет о Ряпиной мызе в Дерптском уезде. Что касается информации о Константине Федорове, содержащейся в царской грамоте 1718 г., то там нет прямых указаний на его настоятельство и на жительство на Ряпиной мызе: «… в нынешнем 1718 году генваря в день, будучи на Москве явились Нам из раскольщиков Копорского и Ямбургского уездов Константин Федоров с товарищи (которые были учения Федосеева, и прочих раскольщиков, которые собрание имеют в Дерптском уезде, в Ряпиной мызе) и познавши они, Константин с товарищи, свое раскольническое неправое Церкви святой противление, от раскола обратилися, и в соединение ко святой Церкви пришли, и Нам повинную принесли, и имеют они желание и других оставшихся в Копорском и Ямбургском, также и в Дерптском уездах раскольщиков от раскола обращати»[56]. На наш взгляд, Макарий неправильно истолковал текст грамоты, объединив Константина Федорова с товарищами из Ямбургского и Копорского уездов с другими староверами из Дерптского уезда, и поместив его, таким образом, на Ряпину мызу. Следует отметить, что ни в одном другом источнике кроме сочинения Т.А. Серебренникова «О начале раздора Феодосиевых с Выгорецким общежительством» не указывается, что в первое десятилетие после смерти Феодосия кто-либо еще кроме его сына Евстрата возглавлял общину.

   Вышеизложенный материал позволяет сделать следующие наблюдения. За период от Столбовского мира до второй половины 80-х гг. XVII в. находившиеся на территории шведского государства православные приходы в большинстве своем не восприняли произошедшие в России церковные изменения. В Швецию из России бежали многие миряне и священники, несогласные с русской церковной реформой, и находили здесь вполне приемлемые условия для сохранения старой веры. Как правило, беглецы были выходцами из ближайших к шведской границе районов Новгородского и Олонецкого уездов. Проникновение в конце 1680-х гг. нового обряда в Швецию шло медленно и осторожно. Новгородский митрополит к началу 1690-х гг. не владел информацией о подлинном состоянии дел в православных приходах Швеции, а его агенты были вынуждены действовать на иностранной территории тайно. После потери шведами карельских, ижорских и прибалтийских земель, укрывавшимся там беглецам из России пришлось приспосабливаться к новым условиям существования. Староверческие общины находили покровителей в лице первенствующих лиц в государстве и некоторых служителей церкви, подкупая их. Если под защитой священников можно было существовать лишь тайно, то на землях могущественных вельмож староверы жили и исповедовали свои убеждения открыто. Этому способствовало лояльное отношение местной администрации к поселенцам. В данном случае интересы и действия церковных и светских властей не совпадали. Но центральные власти не отступали от общегосударственной программы в церковной политике. Прикомандированный в 1721 г. из Военной Коллегии в Синод поручик П. Зиновьев действовал в прибалтийском регионе, руководствуясь инструкцией из Синода, не взирая на местные условия. Староверы либо переходили на нелегальное положение, либо переселялись за границу в Польшу или в Курляндию, снова подтвердив надежность убежища на территории иностранного государства. Примечательно, что староверы, вновь испытавшие преследования в бывших шведских владениях, предпочитали уходить за границу или скрываться иным образом, но не подвергали себя самосожжению.

                                                 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Амвросий (Орнатский). История российской иерархии, собранная Новгородской семинарии префектом, философии учителем, соборным иеромонахом Амвросием. М.: Синодальная типография, 1807. Ч.  I. 256 с.                                                             

Андреев А.И. Грамота 1685 г. царей Иоанна и Петра Алексеевичей шведскому королю Карлу XI // Летопись занятий Археографической комиссии за 1923-1925 годы. Ленинград, 1926. Вып. XXXIII. С. 333-362.

Варенцов В.А. Привилегированное купечество Новгорода XVI-XVII вв.: Учеб. пособие по спецкурсу. Вологда: Вологодский гос. пед. ин-т, 1989. 95 с.

Голикова Н.Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI – первой четверти XVIII в. М.: Памятники исторической мысли, 1998. Т. I. 524 с.

Готье Ю.В. История областного управления в России от Петра I до Екатерины II. М.: Типография Г. Лисснера и Д. Собко, 1913. Т. I: Реформа 1727 года. Областное деление и областные учреждения 1727-1775 гг. 472 с.

Данченко В.Г. Губернская реформа Петра I на Северо-Западе России (Административное управление Санкт-Петербургской губернией): Автореф. дис. … канд. ист. наук. СПб., 1995. 15 с.

Дмитриев А.П. История Корельской (Кексгольмской) епархии // Вуокса. Приозерский краеведческий альманах. Выпуск второй. СПб., 2001. Т. I. С. 160-209.

Журавлев А.И. протоиерей. Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольников, так называемых старообрядцах, собранное из потаенных  старообрядческих преданий, записок и писем, церкви Сошествия Святаго Духа, что на Большой Охте, протоиереем Андреем Иоанновым. В 4-х частях. Изд. пятое, В.А. Терскова. СПб.: Типография Я. Ионсона, 1855. 371 с.

История Северной войны 1700-1721 гг. / Отв. ред. И.И. Ростунов. М.: Наука, 1987. 214 с.

Катаяла К. Дымом в Царствие Небесное: самосожжения староверов в Шведской Карелии в конце  XVII в. // Выговская поморская пустынь и ее значение в истории России. Сб. науч. статей и материалов. СПб.: Дмитрий Буланин, 1994. С. 25- 39.

Макарий (Булгаков), епископ Винницкий. История русского раскола, известного под именем старообрядчества. СПб.: Типография Королева и комп., 1855. 368, VIII с.

Малиновский В.К. Левенвольде – кого из них упоминал А.С. Пушкин в «Истории Петра I»? // [Электронный ресурс]URL: http:// www.actlab.ru/text/P_i_l.pdf (Дата обращения: 02.09.2014).

Маркелов Г.В. Дегуцкий летописец // Древлехранилище Пушкинского Дома: Материалы и исследования. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1990. С. 166-248.

Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. 2-е изд. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1905. 678 с.

Панкратов А. Новгородское старообрядчество XVIII века. Предварительный очерк историографии (преимущественно до 2003 г.) и некоторые аспекты истории // [Элетронный ресурс] URL: http:// www.samstar-biblio.ucoz.ru Statji/..XVIII_.doc (Дата обращения: 14.09.2014).

Подмазов А.А. Церковь без священства. Рига: Лиесма, 1973. 167 с.

Покровский И.М. Русские епархии в XVI-XIX вв.: Их открытие, состав и пределы. Опыт церковно-исторического, статистического и географического исследования. Казань: Центральная типография, 1913. Т. 2: (XVIII-й век). 892, XVIII, 48. с.

Селин А. А. Порубежное духовенство в 1-й пол. XVII в. // Староладожский сборник. СПб.; Старая Ладога, 2000. Вып. 3. С. 29 – 36.

Серов Д.О. Администрация Петра I. 2-е изд. М.: ОГИ, 2008. 288 с.

Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе в XVII в.: Исследование из начальной истории раскола по вновь открытым памятникам, изданным и рукописным. СПб.: Товарищество «Печатня С.П. Яковлева», 1898. CXXXIV, 237 с. + Прил. 0121 с.

Смирнов П.С. Споры и разделения в русском расколе в первой половине  XVIII века. СПб.: Типография М. Меркушева, 1909. 363 с. + Прил. 0168 с.

Список населенных мест Витебской губернии. Витебск: Губернская типолитография, 1906. LXXXIII, 450 с.

Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. СПб.: Изд. Археографич. комис., 1877. X с., 1064, 68 стб.

Флоря Б.Н. Православие в Ливонии и Великом княжестве Литовском (2-я половина 1650-х – начало 1660-х гг.) // Вестник церковной истории. 2008. № 3(11). С. 65 – 73.

Чистович И.А. История православной церкви в Финляндии и Эстляндии, принадлежащих к Санкт-Петербургской епархии. СПб.: Типография Якова Трея, 1856. 154 с.

Юхименко Е.М. Выговская старообрядческая пустынь: Духовная жизнь и литература / Науч. ред. Н.В. Понырко. М.: Языки славянской культуры, 2002. Т. I. 544 с.

М., 1897. 493 с.

Вконтакте

Facebook

Что бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт