• Главная 
• Совет молодых ученых ИРИ РАН 
• О школе-конференции
  • Оргкомитет
  • Программы
  • Отчеты
• Информационное письмо
• Заявки 
• Доклады 
• Архив
  • 2012
  • 2013
  • 2015

Слугина Виктория Александровна "Присяги народов Сибири: формулярный анализ шертоприводных записей XVII в."

 

Магистрант Новосибирского Государственного Университета

Работа выполнена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 13-01-00027.

 

Присоединение Сибири являлось важным событием в процессе формирования многонационального Российского государства. В результате освоения Сибири и этнокультурного взаимодействия русской власти и русских с нерусскими этносоциумами разных культурных типов неизбежно вставала проблема поиска особых способов коммуникации между сибирской администрацией и коренным населением, что делало необходимым правовое оформление «подданства» последнего «белому царю».

Помимо взятия ясака и практики удержания заложников – аманатов, навязывание политических норм подчинения осуществлялось также через обращение к опыту «шертования», апробированному в ходе дипломатических отношений Великого княжества Московского с татарскими ханствами и ордами. Шертование как процедура включало в себя клятвенное заверение текста шертоприводной записи, подтвержденное обрядом (если контрагентами были язычники) или апелляцией к Корану (в случае договора с мусульманами).

Шертоприводные записи, распространяемые на территории Сибири, имели ряд особенностей. Можно отметить явное различие между шертями XV˗XVI вв., по-другому именуемыми «шертными ярлыками», «докончальными ярлыками», «присяжными листами», которые заключались с правителями государственных образований (с крымским, казанским ханами, правителями Сибирского юрта), и шертоприводными записями XVII в., используемыми на территории Сибири. Шертоприводные записи XV˗XVI вв. были результатом дипломатических миссий, часто переводились на татарский язык и содержали в себе условия взаимного сотрудничества, чаще военного, с обеих сторон. Шертоприводные записи, которые были предназначены для сибирских «иноземцев», содержали только односторонние обязательства, поэтому являлись скорее присягами и обладали довольно устойчивым формуляром. Кроме того, в XVII в. реализовывалась практика устного оглашения текстов записей; соответственно, сибирские «иноземцы» выслушивали текст в переводе толмача и имели лишь «образное представление» о сути данных ими обещаний. Ввиду явных затруднений в трансляции требований, сформулированных царской администрацией в шертоприводной записи, положения присяги также разъяснялись и дополнялись в форме «государева жалованного слова» – специальной статьи, которую должны были зачитывать воеводы и ясачные сборщики. Также специфика подданства кратко формулировалась в наказах, даваемых ясачным сборщикам, и командирам отрядов, отправляемых на «прииск новых земель». 

Однако, несмотря на то что историография изучения включения сибирских народов в состав Российского государства довольно обширна, число исследователей, обращавшихся к анализу шертоприводных записей, невелико. Специальное исследование шертных записей сибирских «иноземцев», насколько нам известно, проводилось следующими учеными: А. П. Уманским – при изучении русско‑телеутских отношений в XVII в.^[1] – и А. Ю. Коневым, который кратко рассмотрел эволюцию «шертоприводных» записей, отметив, что они «в широком смысле», имели то же юридическое значение, что и крестоцелование (присяга православных подданных)^[2]. Последней работой по этой теме стала статья М. О. Акиншина, где шерториводные записи исследуются методами юридической науки и рассматриваются как неравноправные международные договоры^[3].

Несмотря на проявляющийся интерес к теме, сравнительный анализ формуляров шертоприводных записей различных регионов Сибири в контексте других публично-правовых актов (крестоприводных записей) и делопроизводственной документации (распорядительного и отчетного вида) произведен не был. Возможности такого анализа были и остаются ограниченными ввиду малого количества опубликованных образцов шертоприводных записей. В результате поисково-исследовательской работы нами был выявлен комплекс источников – образцов шертоприводных и крестоприводных записей, территориально охватывающих всю территорию Сибири, включенную в состав Российского государства к середине XVII в. Это сделало возможным проведение формулярного анализа источников и их сопоставление с делопроизводственной документацией.

Формуляр шертоприводных записей сложился только к началу XVII в. одновременно с формализацией текстов крестоприводных записей – присяг, составляемых для православных подданных Российского государства. Образцы шертоприводных записей разрабатывались в Сибирском приказе и отправлялись местным воеводам, чаще всего в комплексе с наказной памятью и образцом крестоприводной записи. В самом общем виде шертоприводная и крестоприводная запись состоит из формулы «яз имярек», инскрипции (обозначения адресата), диспозиции (перечисления статей, излагающих перечень обязательств присягающего), санкция присутствует только в крестоцеловальной записи Василия Шуйского 1605 г.^[4] и в шертоприводных записях Сургутского^[5] и Верхотурского уезда^[6] 1646 г.

Большинство дошедших до нас шертоприводных записей относится к датам смены российских государей (1605 г., 1645 г., 1682 г.), следовательно, они должны были извещать население Сибири о воцарении нового монарха^[7]. Однако, помимо случаев смены царствующей персоны, православное население Российского государства приводилось к крестоцелованию также при приеме на службу (при занятии должности и получении чина). Случаи апелляции к шертоприводным записям еще более обширны. Присяга сибирских народов практиковалась в случае вступления в подданство впервые, в случае смены воеводы уезда, к которому относились ясачное население; шертование проводилось повторно, если предыдущая шерть по каким-либо причинам не исполнялась. При этом шертоприводная запись была слабо адаптирована к конкретной военно-политической ситуации в разных сибирских регионах. В частности, исследованные нами шерти не регламентировали размер ясака и содержали только самые общие положения об обязанности «иноземцев» нести военную службу государю.

В целом, в течение XVII в. наблюдается тенденция к сближению текстов шертоприводных и крестоприводных записей. В частности, некоторые статьи присяг «иноземцев» полностью цитировали текст крестоприводной записи. Дословно совпадающих обязательств два:

1.  «Служить и прямить» государю, не иметь сношений и связей с неприятелями и «изменниками» России и не защищать их. Не «отъезжать» в «немирные» земли, и не призывать других государей на Московское царство.
2. По приказу государя «ходить» с российскими войсками против неприятелей России, и на войне служить «без измены», подчиняясь воеводам и начальным головам.

Эти обязательства содержат перечень реалий – имен, названий географических объектов и названий этносов. Упоминаемые в шертоприводных записях реалии можно разделить на два типа. Первые относятся к описанию понятий, актуальных скорее для европейской части государства, и повторяются в крестоцеловальных записях. Например, перечень государств, из которых «нельзя призывать» на московский престол царей, королей и королевичей, включающий Польское и Литовское «царства», и «Немецкие реши (государства. – В. С.)», вряд ли был понятен иноземцам, находящимся за тысячи километров от этих государств. Второй тип реалий представлен названиями, относящимися непосредственно к территории Сибири. Некоторые из таких реалий, например, имя внука Кучума Девлет Гирея, называния этносов (киргизы, якуты, калмыки), перечисляемые среди государевых «недругов», представлены как в крестоприводных, так и в большинстве шертоприводных записей.

Таким образом, указанные статьи представляются нам скорее идеалистическим вариантом «подданства», диктовавшимся царской администрацией, когда контрагент осознает свое место в политической системе (как географически, так и функционально, с точки зрения службы государю), и именно поэтому находят отражение как в шертоприводной записи, так и в крестном целовании.

Несмотря на схожесть формуляров и отдельных статей, шертоприводная запись, естественно, не приравнивала «иноземцев» к русскому народу. Некрещеные сибирские иноземцы в конце XVI – XVII вв. имели, в определенном роде, внешний статус «иноземного элемента». Конечно же, присутствовала существенная разница в статусе «иноземца» – иностранца, прибывшего в Россию и обладающего правом, по крайней мере де-юре, свободного въезда и выезда из нее, – и «ясашного иноземца», попавшего в «вечное» подданство и платящего ясак московскому государю. Специфика такого положения отражена в словах «вечное прямое ясачное холопство».

Помимо заверений о выплате ясака, сибирские народы также обязывались не грабить, не убивать и не брать в плен ни служилых людей, ни подданных России (т.е. объясаченное население) и не производить набегов на российские города, остроги, села и деревни; сообщать о возможной «измене» и «заговоре» и всячески ему препятствовать.

Указанные обязательства на деле часто нарушались. Вооруженные восстания против платежа ясака или даже открытые нападения на служилых и торговых людей были широко распространены на территории Сибири XVII в. Кочевые народы часто отгоняли стада скота и табуны лошадей на свои земли. Царские грамоты предписывали в таких случаях смирять «шатость» «ратным боем», заставить изменивших «добить свою вину», а потом простить им ее, снова приведя к шерти. Однако в условиях уже очевидного военного или скрытого противодействия шертные обязательства уже не ограничивались формуляром, а дополнялись реалиями конкретной ситуации. Об этом свидетельствуют отписки служилых людей, статейные списки, пересказы воевод о совершенных походах на имя государя. Естественно, эти «дополнения» были делом рук непосредственных исполнителей «воли государя»: воевод, служилых людей и толмачей. Вполне осознавая, что предыдущая шерть не смогла остановить «иноземцев» от набегов, воеводы сами формулировали санкцию. Так, в Статейной речи якутского воеводы Петра Головина аманатам «братцких людей» 1645–46 гг. излагается вполне конкретная форма наказания в случае измены: «…и велят за ту вашу измену самих вас и ваших жон и детей и улусных людей, и не токмо вас и скот ваш побивать и разорять и юрты ваши огнем пожигать без пощады, а в полон имать и на выкуп отдавать не велят, а которых и возьмут, и тех вашу братью велят вешать и смертью казнить…»^[8].

Кроме введения санкции, царская администрация также могла и «сгладить» безусловный характер обязательств «иноземцев», даровав им некоторые «права», включенные в текст государева «жалованного слова».

«Слово» в самом общем виде было следующего содержания: признавался факт злоупотреблений сибирской администрации, особенно при сборе ясака, ввиду чего государь «пожаловал» их, ясачных людей, и велел давать «правый суд и сыск, и расправу» обидчикам и вымогателям. Также государь предписывал беречь во всем ясачных иноземцев, чтобы они жили «в покое и тишине» и «промыслами своими промышляли», а государю во всем добра хотели «по своей шерти»^[9].

Положения  «жалованного слова» присутствуют в текстах шертоприводных записей Туринского^[10] и Березовского уездов^[11], что является, вероятно, следствием правки формуляра воеводами, а не дарованием особого «статуса» проживавшим там этносоциальным группам.  Сибирская администрация имела довольно большие полномочия в формулировке прав и обязанностей «иноземцев», вплоть до самостоятельного составления шертоприводной записи на основе крестоприводных записей и наказных памятей^[12].

Исходя из вышесказанного, можно заключить, что, несмотря на наличие стабильного формуляра шертоприводной записи, обязательства, описанные в присягах, были далеки от реального положения дел на территории Сибири и, скорее всего, трактовались инкорпорированными народами совсем иначе, чем царской администрацией. Формальное сближение шертоприводных записей с крестоприводными, было, по сути, попыткой прямой интеграции коренных народов Сибири в состав Российской империи без учета специфики их народности, кроме религиозной.  

Такая интеграция включала три аспекта:

1. политико-экономический, который выражался в форме подданства (ясачное холопство);
2. коммуникационный, направленный на выстраивание «диалога» сибирской администрации с иноземцами (обязанность «доносить» на государевых врагов и право жаловаться на «насильства» русских людей);
3. культурный, который выражался в религиозной составляющей процедуры шертования и в тексте санкции, включенной в шертоприводную запись.

Эти три аспекта фиксировались в шертоприводной записи, которая выступала в качестве официального и, по сути, единственного юридического документа, подтверждающего право московского царя на территории Сибири и на новых подданных в лице сибирских «иноземцев».

 

 

---

Что бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт