Тихонов Виталий Витальевич "Образ профессионального историка в современной беллетристике"
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН
Работа подготовлена при финансовой поддержке гранта Президента РФ для молодых ученых (проект № МК-2627.2013.6)
Историки редко становятся героями романов. Сама специфика профессии исследователя прошлого, работающего в тиши библиотеки или архива, не способствует превращению его в героя, оказывающегося в вихре приключений и неординарных событий. Из специальностей, напрямую связанных с изучением истории, больше всего повезло археологам. Романтика археологических раскопок с ее экзотикой, реальными или мнимыми опасностями, нередко используется писателями в качестве фона для приключенческих, любовных и даже детективных сюжетов. В центре рассказа, как правило, находится поиск сокровищ. Конечно же, настоящая археология редко на это похожа. Простому же ученому-историку привлечь к себе внимание современного автора крайне сложно. Поэтому персонажей, которые могут быть названы профессиональными историками, можно перечесть по пальцам одной руки.
В современной историографии, достаточно слабо, но все же представлены работы по изучению образа историка в художественной литературе. В первую очередь надо назвать работу И.Л. Беленького[1]. В то же время в ней само понятие «историк» трактуется крайне широко, фактически подразумевается любой человек, обращающейся к осмыслению прошлого. Подобный подход, по нашему мнению, сильно размывает предметное поле, делая его практически необъятным, поскольку каждый литературный персонаж в той или иной мере обращается к прошедшему. В данной работе в центр внимания будет поставлен профессиональный историк. Критерием выделение историка-профессионала является хоть и формальный, но все же показательный факт наличия исторического образования или ученой степени по истории. Такой подход позволяет сконцентрироваться на анализе образа историка как представителя определенной профессии.
Обращение к данному предмету имеет двоякую цель: во-первых, это анализ представлений в беллетристике о профессии историка, а во-вторых – анализ понимания литераторами места историка в современном обществе. Все это объединяется понятием «образ историка». Временные рамки ограничиваются современным периодом отечественной истории, который все чаще принято начинать с «Перестройки».
Первой в ряду анализируемых произведений стоит повесть Ю. Полякова «Апофегей», впервые опубликованная в 1989 г. Книга писалась в условиях, когда интерес к истории достиг небывалых размеров, а исторические события и лица превратились в объект яростной полемики между различными общественными силами. И хотя повесть рассказывает о т.н. «застойных временах» (конец 1970-начало 80-х гг.) и в центре ее внимания оказывается советская номенклатура среднего звена, именно историк становится ее главным героем.
Главный персонаж, Валерий Чистяков, выходец из простой рабочей семьи (в повести четко прослеживается противопоставление простых и «блатных»), выпускник исторического факультета Московского областного педагогического института им Н.К. Крупской. После окончания института он решил посвятить себя исторической науке, поступив в аспирантуру по кафедре советской истории. Выбор был обусловлен не только любовью к предмету, но и пониманием того, что ученый, преподаватель ВУЗа – это шаг наверх по социальной лестнице.
Начинающий историк сразу же сталкивается с реалиями современной ему исторической науки. И хотя открытых гонений на инакомыслие уже давно не было, но целый ряд тем оказывался под негласным запретом. Выбрав партию эсеров в качестве темы для исследований, Чистяков долгое время сталкивался с непониманием и рекомендациями от нее отказаться.
В аспирантуре он учился вместе с Надеждой Печерниковой. Так же как и он, Надежда не желала работать в рамках официально одобряемых тем и поэтому занималась исследованием деятельности П.А. Столыпина. Отметим, что Ю. Поляков уловил серьезный сдвиг в среде начинающих историков конца 70-начала 80- х гг. в сторону исследования того, что в перестроечной публицистике получит название «белых пятен». В то же время писатель не преминул отметить: «Кафедральные старички с пониманием переглянулись: в молодости они тоже мечтали стать честными летописцами эпохи, но хотелось бы знать, что написал бы тот же Нестор, когда б у него за спиной дежурил сержант НКВД с наганом. А доцент Желябьев покачал головой и с нежной грустью поглядел на симпатичную дурочку, которая наивно полагает, что историки пишут чепуху исключительно по причине незнания истории…»[2]. Заметим, что писатель верно указал на двойственное положение специалистов по советской истории: знаешь одно, а пишешь другое. Естественно, по закону жанра, между Валерием и Надеждой завязываются отношения.
Параллельно с написанием диссертационного исследования успешно развивалась и общественно-партийная деятельность Чистякова. При этом сам он не отличался стремлением сделать карьеру по административно-партийной линии, карьера как бы сама находила его. Институтский партком поддерживал его, видя в нем перспективную смену. Все могло закончиться после поездки в ГДР, во время которой Надежда позволила в частных беседах резко критически отозваться о Сталине и его роли в Великой Отечественной войне. Несмотря на то, что Чистяков упрекнул ее в передержках, по возвращении на партийном собрании его обвинили в том, что во время поездки велись разговоры, порочащие историю партии. После этого партийная карьера Валерия должна была закончиться. Спас случай: разругавшись после случившегося с Надеждой, Чистяков женился на дочке крупного московского партфункционера. Диссертацию он все же защитил, но при этом сменил сомнительную тему на безупречную с точки зрения карьеры – «Уральское казачество в борьбе за Советскую власть». После этого началась жизнь Чистякова уже не как историка-ученого, а как представителя советской номенклатуры.
Итак, какой тип историка являет собой Чистяков? Он умный, способный администратор, но в то же время он прагматик и конформист, думающий одно, а говорящий другое. Впрочем, есть в нем и известная доля романтизма. Имея склонности к научным исследованиям, он в то же время не стремиться к самопожертвованию ради науки, его больше прельщает хорошая жизнь советского бюрократа. Он уже не верит в советские идеалы, но прекрасно приспосабливается к существующей системе. Является ли Чистяков типичным представителем историков своего поколения? Думается, что да. Он типичен вообще для своего поколения, в независимости от профессии. Чтобы не быть голословными сошлемся на характеристику своего поколения, данную известным историком С.В. Кулешовым, который, если бы Чистяков существовал в реальности, был бы немного старше его: «Наше поколение оказалось как бы модератором между поздними шестидесятниками и ранними семидесятниками. И соответственно соединило в себе наивный романтизм первых и «апофегейный» цинизм вторых»[3]. Чистяков был сыном исключительно семидесятых, поэтому (при том, что в целом он был хорошим и порядочным человеком) «апофегизма» в нем было больше, чем романтизма.
Следующим по времени публикации идет рассказ М. Веллера «Оружейник Тарасюк» из цикла «Легенды Невского проспекта», вышедшего в 1993 г. В нем в юмористической форме рассказывается история Анатолия Тарасюка, который в десять лет оказался в белорусском партизанском отряде, где с успехом убивал немецких солдат. После войны выяснилось, что мальчика интересует только оружие. В военном училище ему не понравилось, поэтому он решил учиться на историческом факультете ЛГУ, где существовал семинар по истории холодного оружия.
После окончания университета фанатичная увлеченность предметом и независимость мышления позволили ему быстро выдвинуться в качестве ведущего специалиста в выбранной сфере. В 30 лет он стал доктором, европейски известным ученым. Его карьера развивалась стремительными темпами, пока он не перепугал до смерти секретаря ленинградского обкома Романова, явившись перед ним в рыцарском доспехе. После этого Тарасюка отовсюду уволили, и он в итоге был вынужден, «придумав» себе еврейское происхождение, эмигрировать в Израиль. Таков вкратце сюжет рассказа.
У литературного персонажа Анатолия Тарасюка был реальный прототип – Леонид Ильич Тарасюк (1925-1990), известный ленинградский историк, специалист по истории оружия. Биография реального прототипа, конечно же, имела мало общего с выдуманной писателем, хотя и отличалась не меньшим драматизмом и неожиданными поворотами. Тарасюк в действительности был настоящим евреем, воевал (но не в партизанском отряде), обучался на истфаке ЛГУ, в 1951 г. его едва не репрессировали за мифическое пособничество сионистам. В 1959 г. его с братом все же арестовали за то, что они, боясь преследований по национальному признаку, в Крыму создали тайник, где хранили оружие для самообороны. На свободу он вышел в 1962 г. Только в 1965 г. он защитил кандидатскую по истории русского огнестрельного оружия. В январе 1973 г. он выехал в Израиль, а позже перебрался жить в Америку[4]. Как видно, биографии значительно различаются, но вот фанатичная любовь к оружию и его истории – реальная черта.
Но вернемся к литературному герою. Тарасюк – представитель послевоенного поколения историков. Само собой, напрашивается вопрос: насколько образ, созданный М. Веллером, совпадает с реальным собирательным образом послевоенного поколения историков. Совпадений немало. Во-первых, очевидно, что именно война пробудила интерес мальчика-партизана к истории (правда очень узконаправленный); во-вторых, война приучила ничего не бояться и самостоятельно мыслить[5]. Это поколение выгодно отличалось от поколения героя «Апофегея» преданностью делу и относительной независимостью мышления.
В последние годы вышло несколько литературных произведений, где главным героем является профессиональный историк. В 2001 г. появился роман Д. Быкова «Оправдание» (действие происходит в конце 80-х – начале 90-х гг.). Главный герой, Александр Рогов, выпускник исторического факультета МГУ, расследуя череду таинственных случаев с репрессированными в сталинские годы, выдвигает собственную версию причин сталинского террора. Он приходит к выводу, что все бессмысленные на первый взгляд жертвы были принесены для того, чтобы воспитать новую породу людей, негнущихся ни под какими испытаниями, бесстрашных и сильных – эдаких, «сверх людей». Проверяя свою версию, он ведет исследования в архивах, собирает воспоминания репрессированных. Наконец, он отравляется в путешествие по Сибири в поисках остатков лагерей, где готовились из репрессированных, но несломленных, специальные отряды.
Путешествуя, он натыкается на странную деревню, где вне времени живут безмолвные крестьяне; попадает в лагерь сектантов-мазохистов, которые увечат друг друга ради ощущения полноты жизни. Параллельно в романе представлены реконструкции событий сталинской эпохи, где действующими лицами являются И. Бабель, репрессированный прадед Рогова и т.д. Конечно же, версия Рогова оказывается страшно далекой от реальности, она становится оправданием (отсюда и название романа) сталинского террора. Никакой логики в репрессиях, по мнению Д. Быкова, не было и быть не могло, а путешествие по Сибири намекает на истоки появления сталинизма, коими является безмолвствующее большинство и мазохистские наклонности обывателей. В этом заключается антисталинистский (на фоне современных попыток реабилитации «вождя народов») пафос произведения.
Но вернемся к нашей задаче – анализу образа историка. Рогов, как профессиональный историк, в романе охарактеризован довольно скупо. Кроме его основной миссии по изучению сталинизма о нем известно немного. Историком, очевидно, он решил стать для того, чтобы разобраться в сложных перипетиях советской истории – причина во многом типичная для студентов исторических факультетов конца 1980-х гг. В дальнейшем «он неплохо зарабатывал, сочиняя «исторические календари» и фривольные очерки для глянцевых журналов; не был обделен женским вниманием, хотя долгими отношениями тяготился; много времени проводил один»[6]. Как историк, Рогов обладал знанием, позволявшим ему верно оценивать происходившие в стране события. Так, после поражение ГКЧП он понял, что «последствия могли оказаться хуже всякого путча — победители получили карт-бланш, о котором не смели и мечтать». У него было и собственное понимание динамики исторического процесса: «Он был историком и понимал, что всякая тирания растит умников, которым становится тесна, а всякая свобода поощряет глупцов, которым она не нужна. Каждая эпоха в собственных недрах взращивала своих могильщиков, и этим обеспечивался их вечный круговорот, опровергавший плоскую теорию формаций»[7]. Отметим, что поиск исторической истины является для Рогова самоцелью, попыткой разобраться в прошлом и настоящем страны.
Следующее произведение – роман популярного беллетриста, пишущего под псевдонимом Борис Акунин (настоящее имя – Григорий Шавлович Чхартишвили), «Алтын-толобас», также опубликован в 2001 г. Сюжет романа разворачивается в России середины 1990-х гг.
Книга повествует о приключениях Николаса Фандорина, потомка русских эмигрантов, переехавших в Англию после Октябрьской революции. Николас, памятуя о своем происхождении, специализировался на российской истории XIX в. Долгое время он изучает страну своих предков на расстоянии, пока, наконец, не решается в нее приехать для исследования истории своего рода. В Москве он попадает в захватывающую историю, связанную с поисками клада, которые происходят на фоне криминальных «разборок». Но не будем останавливаться на сюжете романа, он, как и все детективы, довольно запутан и пестрит неожиданными поворотами. Нас интересуют образы тех профессиональных историков, которые предстают в произведении. Таких образа два: собственно Николас и русский историк Станислав Кондратьевич Болотников.
Начнем с первого. Николаса Фандорина можно было бы назвать историком-неудачником. Его ученая карьера не отличается блистательностью: особым исследовательским талантом он не обладает, а сильная астма мешает ему работать в библиотеках и архивах. Ко всему прочему, историю герой рассматривал не как научную дисциплину, «призванную осмыслить жизненный опыт человечества и извлечь из него практические уроки, а как увлекательную, завораживающую погоню за безвозвратно ушедшим временем»[8]. Его поездка в Россию – это и есть попытка догнать ушедшее время. Для реализации этого замысла автор романа предлагает достаточно сложный хронотоп произведения, где путешествие Николаса идет как бы параллельно с путешествием в Россию XVII в. его далекого предка.
По приезду в Москву Николас отправляется в Центральный архив старинных документов. Без особых усилий посвященные могут узнать в этой организации реальный архивный городок, расположенный на ул. Большая Пироговская. Архив оказался в плачевном состоянии. «Было ясно, что архив поражен худшей из болезней, какие только могут постичь научное учреждение – катастрофическим недостатком, а то и полным отсутствием финансирования»[9]. К сожалению, проблема отечественной архивной системы отмечена в романе верно. В архиве он знакомится с молодым историком Болотниковым. На фоне обшарпанных стен и стенаний директора архива об отсутствии денег Болотников выглядит инородным телом: он очень молод по академическим меркам, у него модная иномарка и стильная одежда. Болотников уже успел написать четыре монографии и защитить докторскую диссертацию «по Тушинскому вору, Марии Мнишек и воренку». Он прекрасный специалист по палеографии. Ему предлагали перебраться в Стэнфорд, но он отказался. Директор объяснил это исключительно патриотизмом. Впрочем, сам герой объяснил это немного по-другому, хотя и не менее пафосно: «Я специалист по русской истории и палеографии. Все важные документы по моей специальности находятся в России, не в Стэнфорде. И научные открытия, значит, тоже делаются здесь. Пускай в Стэнфорд едут те, кому таунхаус и гольф-клуб важнее науки»[10]. Впрочем, как довольно быстро выяснилось, похвальная преданность научному знанию соседствовала с неразборчивостью в средствах: Болотников сотрудничал с мафией. Дело в том, что он напал на след легендарной библиотеки Ивана Грозного и чтобы ее найти (тем самым, обессмертив свое имя как историка) связался с криминальными дельцами, из карманов которых оплачивались поиски. В конце романа он погибает.
Таким образом, в лице Болотникова в романе Бориса Акунина представлен образ современного российского историка. Болотников талантлив и успешен, он много работает, при этом не забывает о комфортной жизни. Но все-таки, несмотря на внешнюю преданность науке, складывается впечатление, что его в первую очередь волнует не сама наука, а его место в ней. Он неразборчив в связях и средствах. В его образе прекрасно отражается психология «лихих 90-х».
Таким образом, в рассмотренных литературных произведениях представлено четыре разных типа историка, отражающих каждый свою эпоху. Если брать хронологию не публикаций произведений, а описываемых в них времен, то первым будет стоять оружейник Тарасюк. Перед нами историк военного поколения. Он увлечен, довольно независим, его мало интересуют материальные блага. На смену ему приходит «апофегейный» Валерий Чистяков. Для него историческая наука – это возможность подняться по социальной лестнице, добиться благополучия. Несмотря на наличие собственного мнения, он стремиться подстроиться под существующие требования. В конце 80-х гг. приходит типаж Александра Рогового, который рассматривает историческую науку как источник ответов на вопросы прошлого и настоящего. Наконец, символом 90-х гг. становится Болотников: талантливый, амбициозный и беспринципный. Заметим, что общие черты психологии профессиональных историков писатели уловили верно, о чем свидетельствуют и немногочисленные пока исследования по духовному миру советских историков.
Кроме собственно образа историков в рассмотренных произведениях подспудно присутствует и образ исторической науки. Она предстает как дисциплина, нацеленная на изучение предельно конкретных вопросов. Теория в истории возникает как осмысление опыта предшествующих поколений (особенно это наглядно в романе «Оправдание»). Но не как создатели теорий интересуют историки литераторов, в исторической науке их привлекает другое. Для них историк – это человек, который следует за исчезающим прошлым, пытаясь решить его загадки. В литературных произведениях историки зачастую предстают детективами, что особенно наглядно проявилось в последних двух романах. Кстати, сами историки также нередко сравнивают свою исследовательскую деятельность с ремеслом сыщиков. Например, А.А. Зимин рекомендовал своим аспирантам читать побольше детективной литературы. По воспоминаниям М.Е. Бычковой, «А.А. Зимин увлеченно цитировал Э. По, который доказывал, что история – это очень точная наука»[11]. Таким образом, нарисованные в разобранных произведениях персонажи отражают и массовый образ историка, и самоидентификация самих профессиональных историков, цель которых – открывать тайны, скрытые временем.
[1] Беленький И.Л. Образ историка и тема исторического знания в русской литературе XIX-XX вв. // История России XIX-XX веков. Новые источники понимания. М., 2001.
[2] Поляков Ю. Апофегей. М.: АСТ., 2008. С. 18-19.
[3] Цит. по: Волобуев О. Сергей Кулешов: соавтор и человек // Памяти Сергея Кулешова. М., 2010. С. 3.
[4] См. подробнее: Горфункель А. Петербургский д’Артаньян // Вестник онлайн. № 11; Рабинович-Рич В. Легендарный Тарасюк // Вестник. № 2. (Торонто) и др.
[5] См.: Сидорова Л.А. Советские историки послевоенного поколения: собирательный образ и индивидуализирующие черты // История и историки. Историографический вестник за 2004 г. М., 2005.
[6] Быков Д. Оправдание // http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2001/3/bikov.html
[7] Там же.
[8] Борис Акунин. Алтын-толобас. М.: Олма Медия Групп. М., 2009. С. 10.
[9] Там же. С. 53.
[10] Там же. С. 57.
[11] Бычкова М.Е. Источниковедение в трудах А.А. Зимина // Историография источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин. Материалы XXII Международной научной конференции. Москва, 28-30 января 2010 г. М., 2010. С. 88.
Что бы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти на сайт