• Главная 
• Совет молодых ученых ИРИ РАН 
• О школе-конференции
  • Оргкомитет
  • Программы
  • Отчеты
• Информационное письмо
• Заявки 
• Доклады 
• Архив
  • 2012
  • 2013
  • 2015

Лисейцев Д.В. Верхушка провинциального костромского дворянства накануне Смутного времени

Лисейцев Дмитрий Владимирович

доктор исторических наук, ИРИ РАН, старший научный сотрудник

Верхушка провинциального костромского дворянства накануне Смутного времени

События Смутного времени начала XVII в. оставили глубокий след в истории России, оказав серьезное влияние на весь дальнейший ход развития страны. Отечественная и зарубежная историография сделала немало для реконструкции хода событий Смуты, выяснения социального состава ее участников, целей и мотивов их политического поведения в событиях начала XVII столетия. Долгое время внимание исследователей было в значительной степени приковано к изучению роли социальных низов – холопов, крестьянства, казачества в Смуте[1], трактовавшейся в советской историографии как «Крестьянская война и иностранная интервенция». Отход от прежней схемы, понимание Смутного времени как первой в истории России гражданской войны ставит на повестку дня вопрос о рассмотрении места провинциального дворянства (детей боярских) в социально-политических потрясениях начала XVII в. Тема эта пока еще не может быть отнесена к разряду активно изучающихся в отечественной историографии[2]. В рамках настоящего сообщения будет рассмотрен состав и развитие верхушки костромской служилой корпорации накануне Смуты - в конце XVI – начале XVII в. – выборных детей боярских, являвшихся первыми кандидатами на включение в состав Государева двора.

Главными источниками, дающими материал для анализа и обобщения данных о составе верхушки провинциального дворянства являются боярские списки конца XVI – начала XVII в., опубликованные А.Л. Станиславским в 1979 г. и недавно переизданные в сборнике его работ[3]. Список костромских детей боярских, служивших по выбору на исходе Смуты, в 1618 г., содержится в изданном А.П. Павловым и Ю.В. Анхимюком «Осадном списке 1618 года»[4]. Наконец, неоценимое значение для реставрации состава костромского выбора имеет список служилых людей 1612 г., присланный летом 1612 г. из Костромы в Ярославль к воеводе кн. Д.М. Пожарскому[5]. Вместе с актовыми материалами (значительная часть которых издана в последние годы А.В. Антоновым), а также с неопубликованными материалами приказного делопроизводства, эти документы создают достаточную базу для реконструкции состава верхушки костромского дворянства рубежа XVI – XVII вв.

В начале царствования Федора Ивановича, согласно боярскому списку 1588/89 г., по Костроме служили 24 выборных сына боярских и приравненные к ним 2 служилых литвина. Возглавил список костромичей Григорий Семенович Овцын (поместный оклад –  700 четей). Имеются основания утверждать, что в костромском выборе он оказался незадолго до составления боярского списка. В марте 1573 г. Г.С. Овцын входил в состав «особого двора» Ивана Грозного, а в 1577 г. нес службу по Можайску с окладом 450 четей[6]. В состав двора Ивана IV входили и его родичи – братья Василий и Петр Афанасьевичи Овцыны, записанные в список костромских выборных 1588/89 г. с окладами по 550 четей. Полутора десятилетиями ранее, в марте 1573 г., Василий и Петр Овцыны служили в составе двора Ивана IV в числе «детей боярских, которым государево денежное жалованье з городы». Еще через три года, в грамоте от 11 марта 1576 г. Петр и Василий Овцыны упоминаются как бывшие помещики Ржевского уезда. Их сельцо Молвятиново было передано «государем князем Иваном Васильевичем Московским» в поместье Ивану и Кузьме Безобразовым, которые также входили в состав двора Ивана Грозного[7]. Следовательно, на исходе царствования Ивана Грозного Овцыны владели землями в Можайском и Ржевском уездах и входили в состав «особого двора». После смерти Ивана IV его «двор» был расформирован, и Овцыны были включены в состав костромской служилой корпорации. Это было своего рода опалой, которая, впрочем, была смягчена тем, что в костромском выборе Овцыны сразу заняли довольно высокие позиции. В состав костромского выбора 1588/89 г. вошел еще один, четвертый по счету, представитель семейства Овцыных – младший брат Петра и Василия Овцыных – Михаил Афанасьевич. Он стоит, правда, почти в конце списка, но с достаточно большим окладом – 400 четей.

Несмотря на очевидную принадлежность Овцыных к составу «особого двора» Ивана Грозного, это семейство, несомненно, имело корни в Костромском уезде: в начале XVII в., около 1616 г., там упоминаются четыре представителя этой фамилии[8]. Обнаруженный В.Н. Козляковым документ о переселении костромских детей боярских в Новгородский уезд в период опричнины свидетельствует о том, что Овцыны владели поместьями в Костромском уезде уже в середине XVI в.[9] Это обстоятельство вполне могло стать причиной перевода Г.С., П.А., В.А. и М.А. Овцыных в состав костромской служилой корпорации после роспуска «особого двора» Ивана Грозного. Подобный же пример демонстрируют повороты судьбы дьяка А.В. Шерефединова, выходца из рода коломенских вотчинников, сделавшего карьеру при дворе Ивана IV, вскоре после смерти этого царя оказавшегося сначала рядовым коломенским сыном боярским, а затем пробившегося в ряды выборных по Коломенскому уезду[10].

Дальнейшая судьба Овцыных сложилась следующим образом. Григорий Овцын в сентябре 1598 г. был воеводой в Самаре. Он возглавил список костромского выбора в 1602/03 г. с прежним окладом – 700 четей. В том же году, находясь на службе в Курске, он скончался; его вдова Марья в 1616 г. владела в Костромском уезде прожиточным поместьем в 100 четей[11]. В боярских списках 1598/99 и 1602/03 гг. в костромском выборе записаны Василий и Михаил Овцыны. Василий Овцын служил с прежним окладом – 550 четей и в 1602/03 г. находился в Царицыне; его младший брат Михаил в 1602/03 г. имел тот же поместный оклад[12]. Петр Овцын к началу XVII в., надо полагать, умер. В 1616 г. в Костромском уезде проживала вдова Петра Овцына – Фетинья, вместе с которой жили ее 18-летний сын и две незамужние дочери. По собственным словам вдовы, «поместья де нет за ними ни одной четверти, а живет де она на пустощи своей Оксенове, и та деи в пусте»[13]. После 1602/03 г. не обнаруживается в документах сведений и о Михаиле Овцыне. Из представителей этого семейства самой продолжительной и успешной оказалась служба Василия Афанасьевича, который успел принять участие в событиях Смутного времени. Сохранилась жалованная грамота на его имя от царя Василия Шуйского, выданная в мае 1610 г.: за участие в осадном сидении (обороне Москвы от войск Лжедмитрия II), он был пожалован вотчиной в Костромском уезде. К этому моменту он выслужил уже более высокий поместный оклад – 650 четей. В боярском списке 1611 г. он записан среди московских дворян; впрочем, напротив его имени имеется помета – «болен». Надо полагать, около этого времени Василий Овцын скончался[14].

Из двора Ивана Грозного в костромскую служилую корпорацию попали трое представителей рода Васильчиковых. Назарий Борисович и Григорий Андреевич Васильчиковы записаны в список дворовых Ивана IV 1573 г. с окладами 50 и 40 рублей соответственно[15]. Оба они, а также их однородец Никита Григорьевич Васильчиков, в боярском списке 1577 г. были записаны в дворянах[16]. Г.А. Васильчиков в списке костромского выбора записан вторым с окладом 700 четей; Н.Г. Васильчиков служил по Костроме с окладом 550 четей; Н.Б. Васильчиков, занимавший при дворе Грозного более высокие позиции, в костромском выборе оказался ниже однородцев, с окладом 450 четей.

Васильчиковы, не имевшие, как Овцыны, родственных связей в Костромском уезде, так и не пустили там глубоких корней. Назарий Борисович Васильчиков скончался около 1590 г. Никита Гаврилович Васильчиков, судя по всему, также не успел выйти из состава провинциального служилого люда. Дальнейших сведений о нем обнаружить не удается; его сыновья Назарий и Тимофей в 1604 г. числились недорослями. В начале царствования Василия Шуйского их костромское поместье было отписано на государя, но в феврале 1607 г. царь распорядился вернуть его Назарию и Тимофею[17]. Успешно сложилась карьера Григория Андреевича Васильчикова: он покинул костромской выбор вскоре после составления боярского списка 1588/89 г.: в 1589/90 г. его пожаловали в московские дворяне[18].

Несомненно, в состав костромского служилого города были переведены из «особого двора» Ивана Грозного двое братьев Новосильцевых. Угрим Васильевич Новосильцев в боярском списке 1577 г. числился в «стряпчих с чеботы», а Григорий Васильевич – в жильцах[19]. В 1588/89 г. они имели в Костроме оклады 500 и 450 четей. Костромской выбор, надо полагать, оказался последним местом службы Григория Васильевича Новосильцева: после 1588/89 г. упоминаний о нем не обнаруживается. Его старший брат Угрим Новосильцев продолжал числиться в костромском выборе с прежним окладом 500 четей и через полтора десятка лет; в 1603 г. он находился на службе в головах в Верхотурье[20].

С двором Ивана Грозного был связан кн. Дмитрий Данилович Друцкий, записанный в костромском выборе с окладом 600 четей. Его отец, кн. Даниил Андреевич Друцкий, состоял в «особом дворе» Ивана Грозного и руководил приказом, исполнявшим функции, аналогичные функциям Поместного приказа[21]. Кн. Д.Д. Друцкий надолго остался в составе костромского выбора. Его имя записано среди костромских выборных 1602/03 года. До этого он был писцом Деревской пятины (1588/89 г.), Суздальского уезда (1594/95 г.), а также побывал воеводой в Темникове (1598 г.). Все эти службы никак не отразились на его служебном положении: в 1602/03 г. он имел тот же поместный оклад, что и 15-ю годами ранее[22].

Кн. Иван Семенович Козловский и его племянник кн. Михаил Юрьевич Козловский, подобно кн. Д.Д. Друцкому, были тесно связаны с «особым двором» Ивана IV. Кн. И.С. Козловский в 1573 г. числился среди дворовых Ивана Грозного с высоким денежным окладом – 130 рублей, будучи, по всей вероятности, вотчинником Бежецкого уезда (свою вотчину он продал в 1588/89 г.)[23]. Брат Ивана Семеновича и отец Михаила Юрьевича, князь Юрий Семенович Козловский, вместе с братом в 1573 г. служил при дворе Ивана Грозного с окладом 130 рублей[24]. В костромском выборе 1588/89 г. кн. И.С. Козловский занял 4-ю позицию с окладом 600 четей; его племянник кн. М.Ю. Козловский оказался на более скромном месте – в самом конце списка костромских выборных с окладом 200 четей. У всех вышеперечисленных лиц не удается проследить корней в рядах костромского провинциального служилого люда.

Надо полагать, были новыми людьми в костромской корпорации Иван Мансурович Товарыщев и Семен Васильевич Огарев, записанные в костромском выборе 1588/89 г. с окладами по 500 четей. Первый из них, И.М. Товарыщев, происхождением был связан с Нижегородской землей. Брат Ивана Мансуровича, Мисюрь Мансурович Товарыщев, в 1602/03 г. с окладом 350 четей служил по Нижнему Новгороду; в 1606/07 г. с окладом 500 четей был головой у стрельцов в головах и участвовал в осаде Астрахани. Выборным по Нижнему Новгороду он числится и в Боярском списке 1611 г. В Осадном списке 1618 г. он упоминается как Мисюрь Ермолаев сын Товарыщев, служивший с окладом 900 четей по Арзамасу; выборным по Арзамасу с окладом 900 четей он оставался и в 1627 г.[25] Не обнаруживается в Костромском уезде родни и С.В. Огарева, родичи которого, в том числе и получивший к 1611 г. чин московского дворянина его брат Нелюб Огарев, в конце XVI – начале XVII вв. служили по Медыни[26].

В костромском выборе 1588/89 г. с окладом 550 четей записан Семен Никитич Бешенцов. Ранее, в 1563 г. в походе на Полоцк участвовал голова у детей боярских Семен Бешенцов[27], но уверенности в том, что это то же лицо, что и костромской помещик С.Н. Бешенцов, у нас нет. На начало XVII в. в Костромском уезде нам известны лишь два человека с этой фамилией – сын семена Никитича Долмат Семенович, служивший в 1616 г. с окладом 500 четей, а также недоросль Кирилл Степанович[28]. Между тем на начало XVII в. Бешенцовы служили также и по Великим Лукам, причем с весьма высокими поместными окладами – по 700 четей)[29]. Это позволяет усомниться в том, что С.Н. Бешенцов, входивший в состав костромского выбора в конце XVI в., имел местное происхождение.

В списке костромских выборных 1588/89 г. записаны двое представителей рода Зюзиных: Мирослав Иванович (с окладом 500 четей) и Иван Плакидин сын (450 четей). Известно, что Зюзины были в милости у Ивана Грозного, один из них, Василий Григорьевич, был при этом царе думным дворянином. В наличии у Зюзиных костромских корней можно сомневаться. По данным В.Н. Козлякова, Зюзины были однородцами Шетневых, которые, в свою очередь, были потомками тверского боярства[30]. Однако в Костромском уезде Зюзины укоренились прочно. Мирослав Зюзин записан в костромском выборе с прежним окладом в 1602/03 г.; в том году он находился на службе на Тереке. В 1604 г. он выставил в поход против Лжедмитрия 4 человека[31]. Последнее упоминание о нем относится к маю 1606 г., когда он был воеводой в Балахне[32]. О дальнейшей службе Ивана Плакидина Зюзина сведения отсутствуют; в 1612 г. с окладом 650 четей в костромском выборе числился его брат, Алферий Плакидин сын Зюзин[33].

Наконец, безусловно не имели к концу 80-х гг. XVI в. прочных связей с Костромским уездом двое представителей «служилой литвы» - Павел Гошевский и Матьяш Мизин Дмитриев (оба имели довольно высокие оклады – по 600 четей). На исходе царствования Ивана Грозного Матьяш Мизин уже находился на российской службе: его рота в составе 79 человек летом 1582 г. была расквартирована в Коломне[34]. Первые сведения, которые удалось обнаружить о Павле Гошевском, относятся к 1587/88 г., когда он приобрел вотчину в Переславльском уезде (вотчина, впрочем, в том же году была у него изъята с возвратом ему уплаченных за нее денег)[35]. Служилый литвин Павел Гошевский довольно быстро выбыл с государевой службы[36]. Матьяш Мизин Дмитриев, напротив, на службе оставался довольно долго. В 1602/03 г. он служил по Костроме с прежним окладом – 600 четей. Пришлось ему принять участие и в событиях первых лет Смуты. 8 октября 1607 г. под Козельском в бою с войсками Лжедмитрия II ротмистр Мизин попал в плен и, надо полагать, перешел на сторону победителя. Однако в 1609 г. он бежал из Тушино в Москву, обратившись к москвичам с уверениями в самозванстве «Тушинского вора»[37]. В 1616 г. ротмистра не было уже в живых; частью его костромского поместья владела оставшаяся после него вдова[38].

Осип Богданович Супонев, имевший в костромском выборе оклад в 550 четей, принадлежал к фамилии, прочно укоренившейся в Костромском уезде. На начало XVII в. там насчитывается 9 представителей этого рода[39]. Около 1586/87 г. его отец, костромской сын боярский Богдан Никитич Супонев, нес службу в Комарицкой волости[40]. Сам Осип Супонев был записан как костромской выборный в боярском списке 1598/99 г. В боярском списке 1602/03 г. его имени уже нет. Его сыновья в 1604 г. были жильцами и выставили в поход против Лжедмитрия I 5 человек, что примерно соответствует поместному окладу их родителя[41].

Потомки некогда самостоятельной династии, князья Вяземские, также оказались прочно связаны с Костромским уездом. Князь Семен Юрьевич Вяземский вошел в состав костромского выбора 1588/89 г. с окладом 500 четей. Помимо него по Костроме на рубеже XVI – XVII вв. несли службу и другие представители его рода, которых насчитывается не менее восьми человек[42]. Из всех костромских кн. Вяземских наиболее заметной фигурой в событиях начала XVII в. оказался именно князь Семен Юрьевич. Он оставался с прежним окладом в составе костромского выбора в 1602/03 г. В 1606 – 1607 гг. он был воеводой в Перми. Надо полагать, к этому времени он уже получил чин московского дворянина, в каковом и отъехал на службу к Лжедмитрию II. В конце 1608 – начале 1609 г. он во главе «воровских» отрядов пытался овладеть Нижним Новгородом, но был разбит, взят в плен и публично казнен[43].

В костромском выборе 1588/89 г. с окладом 500 четей записан Иван Ширяев сын Чулков, возможно, представитель семейства, ведущего свой род от знаменитого Ратши[44]. В 1595 г. он выполнял, судя по всему, обязанности губного старосты в Костроме[45]. В 1612 г. в состав костромского выбора с окладом 600 четей был включен Богдан Иванович Чулков. В начале XVII в. в Костромском уезде служил с небольшим окладом (150 четей) еще один носитель этой фамилии – Родион Юматов Чулков[46].

С окладом 400 четей в боярском списке 1588/89 г. в составе костромского выбора записан Яков Романович Охотин-Плещеев. В списке 1602/03 г. он уже не значится, несмотря на то, что был еще, несомненно, жив (в 1603/04 г. был душеприказчиком у завещания своего родственника, Кирилла-Смерда Ивановича Плещеева)[47]. На начало XVII в. в Костромском уезде помимо его сына, Дмитрия Яковлевича Плещеева, служили еще несколько носителей этой фамилии, в том числе трое недорослей[48]. С окладом 300 четей служил в костромском выборе 1588/89 г. Василий Григорьевич Шетнев.[49]. В 1616 г. в Костромском уезде упоминаются четверо Шетневых, из которых двое были недорослями)[50].

Итак, на 1588/89 г. костромской выбор на 2/3 состоял из лиц, не имевших тесных связей со служилыми людьми уезда; не менее половины костромского выбора на тот момент – бывшие дворовые Ивана Грозного, фактически оказавшиеся в опале по смерти последнего.

К началу XVII в. состав костромского выбора существенно обновился. Численность его практически не изменилась – их в боярском списке 1602/03 г. насчитывается 24 человека. Треть из них (8 человек) служили по выбору и 15-ю годами ранее: Г.С. Овцын (700 четей), кн. Д.Д. Друцкий (600 четей), В.А. и М.А. Овцыны (по 550 четей), М.И. Зюзин, кн. С.Ю. Вяземский, У.В. Новосильцев (по 500 четей), а также служилый литвин М. Мизина (600 четей). Замечу, что никто из перечисленных лиц (кроме М.А. Овцына, получившего, вероятно, оклад своего умершего брата П.А. Овцына) за 15 лет службы не увеличил своего поместного оклада.

На 2/3 состав костромского выбора состоял к 1603 г. из новых лиц. Как и в 1589 г., в костромском выборе начала XVII в. имел солидное представительство род Зюзиных. Место выбывшего Ивана Плакидина Зюзина заняли братья Калинник и Алексей Иванович Зюзины (оба с окладами по 450 четей). Из них наиболее удачную карьеру в годы Смуты сделал последний. В 1599 г. Алексей Зюзин (вместе с братом Калинником) поставил свою подпись на «Утвержденной грамоте» об избрании на престол Бориса Годунова; в 1602/03 г. находился на службе в Сибири. При Василии Шуйском он был пожалован вотчиной за участие в обороне столицы от отрядов Лжедмитрия II; в 1610 – 1611 гг. был воеводой в Устюге Великом, в 1612 г. – в Каргополе, где отразил нападение польско-русского отряда разбойников. В 1613-1614 гг. Алексей Зюзин был во главе посольства в Англии; в боярской книге 1615/16 г. значился в чине московского дворянина; в 1615 – 1617 гг. – в составе русской делегации участвовал в русско-шведских переговорах. После заключения Столбовского мира 1617 г. его пожаловали в окольничие. В 1618 г. он участвовал в обороне Москвы от войск королевича Владислава, за что был пожалован вотчиной в Костромском уезде. После заключения Деулинского перемирия он руководил «пересмотром» иноземцев, оказавшихся на службе в России. В 1618/19 г. А.И. Зюзин скончался. Он оказался единственным представителем костромского дворянства, сумевшим выслужить в начале XVII в. думный чин[51]. Менее завидной оказалась судьба Калинника Ивановича Зюзина, который, судя по всему, прожил недолгую жизнь. В 1616 г. в Костромском уезде жил его 15-летний сын – недоросль Иван Калинников сын Зюзин с сестрой Агрофеной; за сиротами числилось лишь 12 четей поместья, в то время как его более удачливый двоюродный брат Григорий Алексеевич Зюзин уже служил при дворе в стольниках[52].

В костромском выборе 1602/03 г. представлены родственники и других выборных 1588/89 г. В их числе – кн. Сила Романович Вяземский, служивший с окладом 450 четей. Выбывшего кн. Михаила Юрьевича Козловского, служившего по Костроме в конце XVI в. с окладом 200 четей, заменил его брат – кн. Иван Юрьевич (оклад 300 четей). Правда, в его случае мы можем подозревать случай опалы – в 1588/89 г. он служил в жильцах[53], и перевод его в ряды костромского дворянства был, вне сомнения, понижением. Числившийся в костромском выборе и служивший в 1602/03 г. без оклада Петр Иванович Мансуров, надо полагать, был сыном выборного Ивана Мансуровича Товарыщева. Этому человеку удалось сделать неплохую карьеру в годы Смуты. В 1608 г. он был уже московским дворянином и участвовал в неудачном конвоировании семейства Мнишеков к границе. В боярском списке 1611 г. Петр Мансуров записан среди дворян с пометой «отослан»; московским дворянином он числился и в 1615/16 г.; в 1615 – 1619 гг. он находился во главе посольства в Турции; в 1627 г. продолжал нести службу в прежнем чине[54].

В костромском выборе 1602/03 г. появляются новые фамилии. С окладом 450 четей в нем записан Чудин Семенович Чертов. В Костромском уезде он служил к тому моменту достаточно долго: в декабре 1585 г. его поместье Колотилово было передано Ипатьевскому монастырю. Его брат, Иван Семенович Чертов, упоминается в 1599 г. как патриарший наместник во Владимире[55]. В дальнейшем, к 1612 г., Чудин Чортов оказался во главе списка выборных по Костроме. Несмотря на довольно высокий оклад – 800 четей, в реальности он располагал гораздо более скромными земельными угодьями: по сыску 1616 г. за ним числилось лишь 250 четей поместья и 24 чети вотчины. Последнее обстоятельство позволяет предположить, что Чудин Чортов участвовал в обороне Москвы от Лжедмитрия II и поэтому получил от Василия Шуйского жалованную грамоту на перевод 10-й части своего поместья в вотчину. К 1616 г. он был уже отставлен «за старость и увечье», но продолжал пользоваться авторитетом в Костромском уезде: в частности, он брал на поруки других костромичей, обязанных явиться для службы в Москву[56].

К старой костромской фамилии принадлежал Афанасий Иванович Шестово. Записанный третьим в списке выборных с высоким окладом (600 четей), он опережал некоторых костромичей, числившихся в выборе еще в 1589 г. Отчасти это объясняется это его связями при дворе: сестра Афанасия Ивановича, Ксения Ивановна Шестово, была замужем за боярином Федором Никитичем Романовым. Ко времени составления списка, однако, они находились в опале. Впрочем, для А.И. Шестово служба в костромском выборе также была следствием опалы: ранее он служил в жильцах и в стряпчих[57]. Вместе с Шестово в опале за близость к семейству Романовых оказался служивший по Костроме без оклада выборный сын боярский Борис Иванович Долматов-Карпов, не имевший, в отличие от Шестово, родственных связей в Костромском уезде. Он был разжалован из стряпчих[58]. После падения Годуновых ему удалось восстановить свои позиции при дворе: в 1606/07 г. он служил в чине московского дворянина; московским дворянином он числится и в боярском списке 1611 г.[59] Как видно, тенденция к переводу впавших в немилость дворовых на службу в Костромской уезд, столь четко выраженная при царе Федоре Ивановиче, сохранилась, хотя и в меньших масштабах, в царствование Бориса Годунова. Характерен в этом отношении пример попавших в опалу Андрея Игнатьевича и Константина Ивановича Вельяминовых. Первый из них в 1588/89 г. служил стряпчим, второй – жильцом. Однако в боярском списке 1598/99 г. оба числятся выборными по Костроме. Спустя некоторое время Вельяминовы были переведены в состав другой провинциальной корпорации: в боярском списке 1602/03 г. они записаны в суздальском выборе[60].

В списке костромских выборных 1602/03 г. с окладом 400 четей записан Василий Яковлевич Алалыкин. В начале XVII в. по Костроме жило несколько представителей этого рода[61]. Андреян Григорьевич Ярцов, записанный в боярском списке 1602/03 г. с окладом 350 четей, также принадлежал к семейству, прочно укоренившемуся в Костромском уезде[62]. Сам Андреян Ярцов продолжал числиться в костромском выборе в 1612 г. (уже с окладом 500 четей). Служить он продолжал и в 1616 г., несмотря на преклонный возраст (его имя записано в списке «неслуживых и отставленных детей боярских», однако напротив его имени поставлена помета – «служит»). Записан А.Г. Ярцов в костромском выборе и в «Осадном списке 1618 года», впрочем, за него нес службу сын[63].

Некоторые новые представители костромского выбора, судя по всему, не имели тесной связи с Костромским уездом. Так, с окладом 400 четей в костромском выборе 1602/03 г. записан Даниил Иванович Шенкурский; иных сведений об этом лице обнаружить не удается, равно как не обнаруживается в Костромском уезде его родня. С тем же окладом служил по Костроме кн. Матвей Иванович Несвицкий. Его отец, кн. Иван Данилович Несвицкий, был участником Полоцкого похода Ивана Грозного 1563 г.; сам же М.И. Несвицкий в 1597 г. был наделен поместьем (50 четей) в Московском уезде. Сведений о службе князя М.И. Несвицкого после 1602/03 г. мы не располагаем; его сын, князь Андрей Матвеевич Несвицкий в 1618 г. служил в жильцах и получил вотчину в Суздальском уезде[64], что свидетельствует о том, что служба по Костроме, скорее всего, для Несвицких была лишь эпизодом (возможно, связанным с опалой). В костромском выборе 1602/03 г. с окладом 300 четей записан еще один титулованный служилый – кн. Петр Иванович Збарецкий. Вместе с упомянутым выше кн. М.И. Несвицким он в 1597 г. получил 50 четей поместья в Московском уезде, затем вместе с ним оказался в составе костромского выборного дворянства. В боярском списке 1611 г. он записан в числе московских дворян, однако по верстанию 1612 г. он по-прежнему значится в костромском выборе, правда, с гораздо большим окладом – 650 четей. В дальнейшем мы вновь видим его в чине московского дворянина: в 1615/16 г., а также во время «королевичева прихода» 1618 г. (за участие в обороне столицы он был наделен вотчиной в Костромском уезде); в московских дворянах он служил и в 1627 г. (имея к этому моменту оклад 850 четей)[65].

Новыми лицами в костромском выборе оказались братья кн. Василий и Яким Романовичи Барятинские, служившие в 1602/03 г. с относительно небольшими окладами – 350 и 300 четей соответственно. Из двоих братьев заметной персоной оказался старший – Василий. В 1600/01 г. он был послухом у купчей на вотчину в Московском уезде. В 1606 г. кн. В. Барятинский сражался с войском Ивана Болотникова под Калугой и Серпуховом, а затем осенью 1608 г. был ранен в бою с людьми Лжедмитрия II под Москвой. Участие в военных действиях значительно увеличило денежный оклад кн. В.Р. Барятинского: если накануне Смуты он получал из Костромской четверти 12 рублей годового жалования, то к концу царствования Василия Шуйского его оклад вырос до 30-ти рублей. В дальнейшем он примкнул к I Ополчению и в 1611 г. был воеводой в Переславле-Залесском, где проявил себя не с лучшей стороны: при приближении к городу польских отрядов, в октябре 1611 г., он бежал из Переславля. Это не сказалось на его дальнейшей карьере: в 1612 г. по верстанию князя Пожарского князь В.Р. Барятинский продолжал числиться в костромском выборе, причем с довольно высоким окладом – 700 четей. К 1615/16 г. он служил уже в чине московского дворянина (с денежным окладом 80 рублей), а в 1618–1619 гг. мы видим его воеводой в Брянске. Его поместный оклад к концу Смуты достиг 1000 четей; в 1619/20 г. ему была дана ввозная грамота на пустоши в Костромском уезде. В 1627 г. он служил в прежнем чине московского дворянина[66]. Что же касается его брата, Якима Романовича Барятинского, то он, вероятно, достаточно рано скончался: в костромском выборе 1612 г. его имени нет; в 1616 г. в Костромском уезде проживала его вдова[67].

По всей вероятности, не имел на начало XVII в. костромских корней выборный 1602/03 г. Иван Постников сын Кутузов (400 четей), впервые упомянутый в этом качестве в боярском списке 1598/99 г. В костромском выборе он числится и в 1612 г., правда, к этому времени его поместный оклад успел увеличиться почти вдвое и составил 750 четей. В дальнейшем, в 1618–1627 гг., он имел уже чин московского дворянина; за участие в обороне Москвы в 1618 г. его наделили вотчиной в Костромском уезде, в котором его родственников в начале XVII в. не обнаруживается[68].

Вероятно, были переведены в Кострому на службу братья Иван и Алексей Федоровичи Зубатые (имевшие в 1602/03 г. оклады по 300 четей). Их брат Тимофей Федорович в 1597/98 г. имел поместье в Нижегородском уезде и продолжал владеть им в 1604 г. Алексей Зубатый, надо полагать, так и умер костромским дворянином (во всяком случае, его вдова Мавра с 10-летним сыном Василием в 1616 г. владели 32-мя четями поместья в Костромском уезде). Других представителей этой фамилии в Костромском уезде обнаружить не удается. Брат Алексея Федоровича Зубатого, возможно, сменил место службы – в ноябре 1618 г. среди детей боярских «царицына чину» упоминается Иван Зубатый (не исключено, что он перешел на службу к царице-инокине Марфе еще во время ее пребывания в Костромском Ипатьевском монастыре в 1612 – 1613 гг.)[69].

В целом можно констатировать, что по меньшей мере половина представителей костромского выбора на начало XVII в. имела тесную связь с местным служилым людом. К ним условно могут быть причислены и несколько человек, которые вошли в состав костромской служилой корпорации после смерти Ивана Грозного, и за полтора – два десятилетия службы в костромском выборе влились в ряды местного дворянства (кн. Д.Д. Друцкий, У.В. Новосильцев, М. Мизинов).

Собранные данные позволяют сделать ряд наблюдений над изменениями в составе верхушки провинциального дворянства накануне Смуты. Численность костромского выбора на рубеже XVI – XVII вв. не претерпела существенных изменений. Позднее, в кульминационный момент Смуты, к 1612 г., количество выборных сократилось почти вдвое – до 14-ти человек. На исходе Смуты, в 1618 г., в Костромском уезде числилось 12 детей боярских, служивших по выбору. Сокращение численности костромского выбора вряд ли можно объяснить обстоятельствами Смутного времени: места служилых людей, выбывавших по разным причинам из числа выборных, вполне могли занять представители других категорий провинциальных детей боярских, в частности – дворовые. Представляется, что объяснение сокращению численности костромского выбора лежит не в событиях Смуты. Как было отмечено, в 1588/89 г. половину костромского выбора составляли лица, ранее входившие в состав двора Ивана Грозного. Их массовое включение в состав провинциальных служилых корпораций существенно увеличило численность выборных детей боярских. В годы Смуты состав костромского выбора количественно возвратился к прежнему уровню.

Обращает на себя внимание динамика роста размеров поместных окладов костромских выборных в конце XVI – начале XVII в. В первые годы царствования Федора Ивановича костромские выборные имели оклады, варьировавшиеся в довольно широком диапазоне – от 200 до 700 четей (правда, у подавляющего большинства, 17-ти человек из 26-ти, оклады были довольно высокими – от 500 четей). Иной была картина в начале XVII в., при царе Борисе Годунове. В 1602/03 г. размеры окладов костромских выборных были заключены примерно в тех же рамках (от 300 до 700 четей). Однако лишь очень немногие из них имели оклады в 500 и более четей – 9 человек из 24-х[70]. Из этих девяти обладателей высоких поместных окладов восемь человек были выборными уже в 1588/89 г.; их оклады были назначены им еще в начале царствования Федора Ивановича. За прошедшие с того времени полтора десятка лет почти никто из них не увеличил своего поместного оклада. Большая часть (17 из 26-ти) костромских выборных 1602/03 г. имели относительно небольшие оклады – менее 500 четей, а двое даже несли службу без оклада. Это дает дополнительную информацию к размышлению о поведении провинциального дворянства на начальном этапе Смуты. Борис Годунов оказался скуп на пожалования; этим, в числе прочего, может быть объяснен относительно быстрый переход служилых людей на сторону Лжедмитрия I. В годы Смуты ситуация значительно изменилась: нижняя граница размера поместного оклада для костромичей, служивших по выбору в 1612 г., составила 500 четей. И если выборные 1588/89 г. к 1603 г. своих поместных окладов так и не увеличили, то все пять представителей костромских детей боярских 1603 г., продолжавших служить по выбору к 1612 г., свои оклады почти удвоили. Этому способствовали как обстоятельства Смутного времени, дававшие широкие возможности для выслуги, так и заинтересованность центрального правительства в обеспечении лояльности провинциального дворянства.

Смута открыла перед верхушкой провинциального служилого люда более широкие возможности чиновного роста. Из выборных конца XVI в. лишь один сумел подняться на следующую ступень служебной иерархии – Г.А. Васильчиков стал московским дворянином около 1590 г.[71] Во время Смуты провинциальные дворяне стали продвигаться по службе значительно быстрее. Из 24-х человек, записанных в костромской выбор 1602/03 г., к 1612 г. сумели войти в состав Государева двора, выслужившись в московские дворяне, пять человек: Б.И. Долматов-Карпов (к 1607 г.), кн. С.Ю. Вяземский (к 1608 г.), П.И. Мансуров (к 1608 г.), А.И. Зюзин (к 1611 г.; в 1617 г. пожалован в окольничие), В.А. Овцын (к 1611 г.). Еще двое – кн. В.Р. Барятинский и кн. П.И. Збарецкий, вышли в московские дворяне в первые годы царствования Михаила Федоровича[72]. Эта тенденция имела продолжение и на исходе Смуты. По завершении Смутного времени (как показывает анализ биографий костромских выборных 1618 г., лежащий за рамками настоящего сообщения) вхождение в состав Государева двора для верхушки провинциального служилого люда стало заметно более редким событием.

Среди костромских выборных конца XVI в. записаны имена четверых представителей княжеских фамилий: кн. Д.Д. Друцкий, кн. И.С. Козловский, кн. М.Ю. Козловский, кн. С.Ю. Вяземский. Из них лишь последний, вероятно, имел местное, костромское происхождение, остальные трое попали в костромской выбор из состава двора Ивана Грозного. К 1602/03 г. численность титулованных выборных по Костроме заметно увеличилась: княжеский титул носили 8 человек. Кроме служивших ранее кн. Д.Д. Друцкого и кн. С.Ю. Вяземского, по Костроме служили теперь кн. С.Р. Вяземский, кн. М.И. Несвицкий, кн. В.Р. Барятинский, кн. Я.Р. Барятинский, кн. И.Ю. Козловский и кн. П.И. Збарецкий. Кроме князей Вяземских, никто из них прочных связей с уездом не имел. К 1612 г. число титулованных выборных по Костроме сократилось до трех человек – кн. В.Р. Барятинский, кн. П.И. Збарецкий и кн. В.Г. Вяземский. К 1618 г. по выбору в Костроме не служил ни один обладатель княжеского чина. Объяснить это обстоятельство можно тем, что представители княжеских фамилий (кроме князей Вяземских) не имели прочных связей с Костромским уездом[73]. Их появление в составе костромской служилой корпорации могло быть следствием опалы (как было, например, с бывшими дворовыми Ивана Грозного). В обстоятельствах Смуты, при частых сменах власти в столице, опальные получили возможность покинуть провинциальную корпорацию и войти в состав Государева двора.

Костромской уезд в конце XVI – начале XVII в. нередко бывал местом службы опальных. В 1588/89 г. половина костромского выбора состояла из лиц, ранее входивших в состав двора Ивана Грозного и не сумевших с ликвидацией позднеопричных порядков утвердиться при дворе нового монарха. Практика удаления неугодных лиц на службу в далекую северную провинцию была продолжена Борисом Годуновым: в 1602/03 г. по Костроме служило восемь человек, оказавшихся в выборных вследствие опалы их самих или их родственников. Пятеро из них (Г.С., В.А., М.А. Овцыны, кн. Д.Д. Друцкий, У.В. Новосильцев) оказались на службе в Костроме после кончины Ивана Грозного; к ним примыкает кн. И.Ю. Козловский оказавшийся на службе в Костромском уезде вместе с попавшим в опалу братом – кн. М.Ю. Козловским. Двое выборных 1602/03 г. (А.И. Шестово и Б.И. Долматов-Карпов) оказались в опале за близость к семейству Романовых. Кроме них в костромской выбор были переведены из состава Государева двора А.И. и К.И. Вельяминовы (числились в выборе в 1598/99 г.).

Необходимо отметить также, что верхушка костромского выбора пополнялась в значительной степени за счет выходцев из других уездов. В списке костромских выборных 1588/89 г. обнаруживаются несколько человек, определенно связанных происхождением с другими уездами – Нижегородским (Товарыщев), Медынским (Огарев), Великолуцким (Бешенцов), Тверским (Зюзины). Пополнялась верхушка костромского служилого люда выходцами из других регионов и позднее: в списке 1602/03 г. записаны нижегородцы Зубатые. Присутствие в составе выборных большого количества опальных, ранее служивших в составе Государева двора, в конце XVI – начале XVII в. в значительной степени оттесняло местных, костромских служилых людей, от самой верхушки служилой корпорации и, как следствие, от вхождения в состав Государева двора. В боярском списке 1588/89 г. в качестве выборных по Костроме фигурируют представители четырех прочно укоренившихся в Костромском уезде фамилий – кн. Вяземские, Овцыны, Супоневы и Чулковы – всего 7 человек (что составляет лишь треть от общего количества). В списке 1602/03 г. местных фамилий обнаруживается уже шесть – кн. Вяземские, Овцыны, Алалыкины, Чертовы, Шестово, Ярцовы – 9 человек (что также составляет около трети от списка выборных). К 1612 г. местные дети боярские составляли уже 2/3 костромского выбора, а в 1618 г., костромской выбор состоял из представителей местных служилых фамилий на ¾.

Подводя итог нашим наблюдениям за изменениями в составе верхушки костромского служилого люда (выборных детей боярских) рубежа XVI – XVII вв., можно констатировать известную деформацию этого слоя провинциального дворянства вследствие позднеопричных мероприятий Ивана Грозного и последующей ликвидации его двора. Вышеназванные действия верховной власти существенно увеличили численность костромского выбора за счет включения в его состав значительного количества опальных членов Государева двора. Оказавшись в рядах костромской корпорации, они оттеснили с первых позиций представителей местных служилых семейств, препятствуя их переходу в состав двора. Это, как и отсутствие роста поместных окладов у служилых людей (при относительно низком уровне окладов у новопожалованных лиц) не могло не вызывать у провинциального служилого люда недовольства внутренней политикой Бориса Годунова. Поэтому провинциальное дворянство не поддержало Годуновых в их борьбе с Лжедмитрием I, довольствуясь, по сути, ролью пассивного наблюдателя. Начавшаяся Смута открыла перед провинциальными служилыми людьми более широкие возможности служебного роста и укрепления материального достатка путем увеличения поместных и денежных окладов. И эти возможности в значительной степени были использованы верхушкой костромского дворянства.

Вконтакте

Facebook

Старицын
Александр
Николаевич

Уважаемый Дмитрий Владимирович! Известны ли Вам случаи высылки в провинцию опальных дьяков и подьячих? Что касается А.И. Зюзина, думаю, Вас заинтересует информация: В августе этого года в Каргополе состоялась конференция "XVII век в истории и культуре Русского Севера", на которой был сделан доклад главного хранителя Вологодского музея-заповедника Е.А. Виноградовой "Икона "Собор всех святых" 1613 года из Каргополя и её заказчик Алексей Иванович Зюзин".

2012-10-20

Лисейцев
Дмитрий
Владимирович

Спасибо за хороший вопрос, Петр Сергеевич! Непопулярность Годунова в среде провинциального дворянства, как кажется, со всей очевидностью продемонстрирована массовым переходом провинциалов на сторону Лжедмитрия I. Разумеется, были и другие причины недовольства Годуновым, в докладе я веду речь лишь об одном аспекте этой проблемы, погубившей династию первого выборного царя - нежелании его правительства дать дорогу наверх верхушке провинциального дворянства, служившего десятилетиями без роста поместных и денежных окладов. Но, что интересно, Лжедмитрий I, судя по всему, осознавал этот аспект, поэтому и начал свое царствование с массовых верстаний и пожалований служилых людей. В "Разрядных записях за Смутное время" об этом сказано прямо: "А в городех дворян и детей боярских велел для прелести верстать и давать оклады большие" (С. 6). И, кстати, сразу за этой фразой помещена запись об отправлении на Кострому для верстания костромичей и ярославцев боярина князя А.П. Куракина.

2012-10-21

Лисейцев
Дмитрий
Владимирович

Спасибо за хороший вопрос, Петр Сергеевич! Непопулярность Годунова в среде провинциального дворянства, как кажется, со всей очевидностью продемонстрирована массовым переходом провинциалов на сторону Лжедмитрия I. Разумеется, были и другие причины недовольства Годуновым, в докладе я веду речь лишь об одном аспекте этой проблемы, погубившей династию первого выборного царя - нежелании его правительства дать дорогу наверх верхушке провинциального дворянства, служившего десятилетиями без роста поместных и денежных окладов. Но, что интересно, Лжедмитрий I, судя по всему, осознавал этот аспект, поэтому и начал свое царствование с массовых верстаний и пожалований служилых людей. В "Разрядных записях за Смутное время" об этом сказано прямо: "А в городех дворян и детей боярских велел для прелести верстать и давать оклады большие" (С. 6). И, кстати, сразу за этой фразой помещена запись об отправлении на Кострому для верстания костромичей и ярославцев боярина князя А.П. Куракина.

2012-10-21

Лисейцев
Дмитрий
Владимирович

Александр Николаевич, спасибо за сведения об иконе, информация, действительно, очень интересная. Случаи высылки дьяков в опале в провинцию - дело нередкое как во время Смуты, так и по ее завершении. Иван Грамотин, например, после свержения Лжедмитрия I, был отправлен в Псков, Афанасий Власьев - в Уфу, Иван Тимофеев по возвращении из Новгорода был отослан на службу в Астрахань. С подьячими сложнее - информации о них сохранилось намного меньше, да и персонами они были не столь значительными, посему и в опалу попадали реже.

2012-10-21

Павел
Чеченков
Валерьевич

Уважаемый Дмитрий Владимирович! С большим интересом ознакомился с Вашей работой. Мне представляется, что совокупность подобных региональных исследований должна вывести нас, в конце концов, на новые рубежи. В настоящей же момент время для монографий, которые, судя по названию (Провинциальное дворянство в России XVII в.), должны подводить итог изучению данной проблематики, все-таки еще не пришло. Вы отметили постепенное увеличение доли коренных костромичей в составе выбора, а способность к дальнейшему чиновному росту оставалась столь же высокой, как и ранее? Или для собственно костромичей дальнейшее продвижение было затруднительно по сравнению с бывшими членами опричного двора? Несколько слов о Товрищевых. В одной из своих работ я почти так же, как и Вы (только наоборот) писал, что установить связь Товрищевых с Нижним Новгородом до 1602 г. не удается, а вот по Костроме числился его брат… Короче говоря, я бы не стал столь категорично относить их к нижегородцам. Абсолютно с тем же успехом можно отнести их и к костромичам или не относить ни к тем, ни к другим. Связь Мисюря с Арзамасом фиксируется несколько ранее, чем в 1618 г. В 1613 г. он привел в Ярославль служилых людей арзамасцев (РК 1550 – 1636 гг. [Т.] II. М., 1975. Вып. 2. С. 274). По-видимому, служба Товарищевых по НН была небольшим эпизодом, т.к. и далее ни в писцовой, ни в разрядной документации по НН за XVII века мы их больше не находим. Наверняка Вам это известно, но, тем не менее, отмечу на всякий случай: Мансур Матвеев сын Товарищев фигурирует в книге раздачи жалования служилым людям государева полка 1556/57 г. (400 четв.) , в 1551 – 1552 гг. он был кормленщиком на «Череповеси», летом 1556 г. «годовал» в Казани, Мансур, Никифор и Степан Матвеевы и Дм. Мих. упоминаются в поручных записях при Иване Грозном (см. РД-10). Другое дело Зубатые – они фиксируются в Нижегородском уезде с 1550-х годов. Их с большим основанием мы можем относить к нижегородским родам.

2012-10-23