• Главная 
• Совет молодых ученых ИРИ РАН 
• О школе-конференции
  • Оргкомитет
  • Программы
  • Отчеты
• Информационное письмо
• Заявки 
• Доклады 
• Архив
  • 2012
  • 2013
  • 2015

Тихонов В.В. Историческая наука через призму Российского индекса научного цитирования (РИНЦ)

Тихонов Виталий Витальевич,

кандидат исторических наук, Институт российской истории РАН

 

Историческая наука через призму Российского индекса научного цитирования (РИНЦ)  

 

Оценка качества научной работы – проблема, остро встающая перед современным ученым сообществом. Если в первой половине XX в., когда наука еще не приобрела черты «массового производства», критерием такой оценки являлось признание коллег и общественности, то в последние 50 лет, в связи с ростом научных кадров и их «усреднения», понадобилось учитывать и дополнительные показатели[1].

Особую популярность приобрели количественные параметры. Еще недавно главным критерием научной работы являлось количество публикаций. В условиях, когда научных изданий было немного и все они, как правило, проходили тщательную редактуру и проверку качества, такой критерий был вполне эффективен. Сейчас, когда поток научной литературы, включая периодику и монографии, усилился в разы, следить за качеством публикации становится чрезвычайно трудно. Подавляющая часть сборников различных конференций выходят в свет без их предварительного обсуждения и редактуры, а журналы зачастую превращаются в место для платной публикации небольших статей, необходимых для защиты диссертации. Поэтому «в последние 10-15 лет стало весьма распространенным мнением о том, что наилучшим образом научную деятельность исследователя характеризует индекс цитируемости его публикаций, а именно, число ссылок на все работы, выполненные им в соответствующей области за определенный период»[2].  При этом надо учитывать, что данный параметр не является универсальным для оценки качества работы исследователя.    

 

Первоначально системы учета цитирований возникли в США и активно развивались именно там.  Поэтому на момент, когда индексы цитирования превратились в важный критерий для оценки научной деятельности, англо-говорящие ученые оказались в очень выигрышном положении, поскольку существующие системы были ориентированы именно на них. Это, в свою очередь, привело к недооценке роли в мировой науке представителей других языков и стран[3]. Как следствие, несколько крупных научных держав, среди которых Япония, Китай, Бразилия, Испания и др., создали собственные национальные базы данных. Озаботились этим и в России. Российский индекс научного цитирования (РИНЦ) появился в 2005 г. Правда, большинство специалистов по наукометрии считают, что он еще не может рассматриваться в качестве полноценной базы данных, поскольку пока слабо ассоциирован с такими крупными базами, как Web of science[4]. Тем не менее, именно РИНЦ становится все более важным показателем при распределении финансирования и оценке научной деятельности. В данной работе представлена попытка рассмотреть через РИНЦ состояние российского научно-исторического сообщества, а также обозначить те проблемы, которые возникают при работе с его данными. 

Если первоначально появление РИНЦ в среде профессиональных историков не встретило особого энтузиазма, то постепенно ситуация менялась в лучшую сторону: все больше журналов и исследователей регистрировались в системе. Стимулирующим фактором стали новые требования ВАК и грантовых организаций, учитывающих в своих конкурсах информацию, полученную из РИНЦ. На данный момент (август 2012 г.) в РИНЦ зарегистрировано более 4 тыс. ученых в той или иной степени относящихся к историческим наукам. К сожалению, приходится констатировать, что далеко не все авторы здесь отражены. Это происходит не только по причине отсутствия у них регистрации, но и из-за несовершенства поисковой системы. Например, даже зарегистрировавшийся как историк, специалист далеко не всегда отражается в поисковых запросах. Очевидно, что данная проблема требует своего решения. Кроме того, практически не представлены публикации и ссылки в зарубежных периодических изданиях.

К РИНЦ у историков изначально и совершенно справедливо было немало претензий. Среди них и то, что система не учитывает большинства ссылок на труды историков, поскольку ориентирована на журнальные статьи, а не на монографии, являющиеся наиболее востребованными среди специалистов-гуманитариев[5]. Дело в том, что подобные наукометрические базы изначально ориентированы на представителей естественнонаучных дисциплин, где основной формой презентации результатов исследований является статья. В социальных науках, в том числе и в истории, приоритет в цитировании за монографиями[6]. Понять сотрудников РИНЦ можно: если они будут включать в индекс монографии и сборники статей, которые сейчас издать чрезвычайно легко, а отследить трудно, они просто утонут в потоке литературы. Это ставило в крайне невыгодное положение всех гуманитариев по сравнению с представителями естественнонаучных дисциплин. Например, самый высокий индекс научного цитирования в России у Нобелевского лауреата А.К. Гейма. Он составляет 27826 цитирований и индекс Хирша* - 47. Для сравнения самый высокий рейтинг среди историков у этнолога В.А. Тишкова -  всего 1512, а индекс Хирша - 8. Помимо указанной особенности производства научно-исторических знаний, это происходит по целому ряду причин. Во-первых, из-за того, что важнейшим источником для историков являются документы, в то время как для физиков или химиков – результаты экспериментов, отраженные в статьях. Следовательно, если у историков преобладают ссылки на источники, то у физиков – на исследования и описания результатов экспериментов, отраженные в публикациях. Иногда в статье с исторической тематикой можно найти только ссылки на источники без научной литературы. Во-вторых, историк старается исследовать ранее неизученные темы, благо в истории их предостаточно, а это также не способствует росту цитирований работ коллег. В-третьих, историков по сравнению с теми же физиками, которых в базе РИНЦ числится 29176, значительно меньше, что заведомо приводит к ситуации, в которой шанс быть процитированным в физике гораздо выше. В-четвертых, в естественнонаучных дисциплинах основой организации исследований являются коллективные формы – лаборатории, исследовательские группы и т.д. Изучение истории продолжает оставаться в значительной степени индивидуальным трудом. Естественно, что в случае, когда у вас многочисленные соавторы, которые, ссылаясь на свои работы, одновременно ссылаются и на вас, рост ссылок гарантирован. В-пятых, количество опубликованных статей у гуманитариев несопоставимо меньше, чем у представителей естественнонаучных дисциплин. Связано это с тем, что в гуманитарных науках, по понятным причинам, объем статьи больше в разы, чем в естественных науках. Это позволяет «естественникам» опубликовать при идентичном объеме намного больше исследований, которые зачастую представляют небольшие отчеты об экспериментах. В-шестых, журналов гуманитарного профиля значительно меньше. По словам разработчиков РИНЦ: «Разбивка по дисциплинам полностью совпадает с тем, что есть у Web of Science. Т.е. две трети – это технические науки, прикладные и фундаментальные естественные науки. И треть – гуманитарные»[7].

Наконец, еще одной бедой, хотя и общенаучной, являются т.н. «артефакты», то есть ошибки и разночтения в написании имен, фамилий, неправильно указанные инициалы. Неоднократно приходилось сталкиваться с тем, что система не учитывает ссылки, если в иностранном журнале как-то иначе указана фамилия автора, нежели это было сделано при регистрации. Часто закрадываются ошибки в написании инициалов, что приводит к тому, что ссылка направляется на ручную проверку.

Несмотря на указанные недостатки и особенности, следует признать, что индекс научного цитирования – важнейший элемент анализа состояния научно-исторического сообщества.  Несмотря на то, что не все авторы в нем зарегистрированы, не все исследования отражены, а количество ссылок занижено часто в разы – это один из немногих наукометрических инструментов. При этом если кого-то возмутит то, что ссылки в монографиях на него система не учитывает, стоит напомнить, что остальные авторы находятся в такой же ситуации и, следовательно, предоставляемые данные верно отражают общие тенденции.

К сожалению, недостатки РИНЦ, заключающиеся в том, что поиск ссылок перекладывается на плечи самих авторов, приводят к тому, что более или менее адекватные данные есть только по тем историкам, которые регулярно проводят такие поиски. Еще несколько лет назад это стало бы непреодолимым препятствием перед теми, кто работает с РИНЦ как наукометрическим источником. В  последнее время из-за новых требований фондов, а также в связи с возросшим уровнем понимания того, что индекс – необходимый элемент профессии, ситуация заметно изменилась. Все больше историков регистрируются, причем зачастую целыми академическими институтами. Несмотря на то, что ряд выдающихся отечественных историков отсутствуют в РИНЦ, подавляющее большинство мало-мальски заметных исследователей в ней представлены.

Теперь перейдем от затянувшегося введения к собственно анализу тех данных, которые нам предоставляет РИНЦ. Начнем с индивидуальных показателей.

Изучение индекса цитирования у историков позволяет сделать несколько выводов. Во-первых, если отбросить ученых, только косвенно относящихся к исторической науке (политиков, геологов и т.д.), то становится очевидным, что самые высокие рейтинги у тех, кто занимается древними периодами истории, особенно археологией. С чем это можно связать? В первую очередь с тем, что древность отличается крайней скудностью источников, зато историография здесь чрезвычайно обширна. Как следствие, прежде чем перейти к анализу темы, необходимо процитировать значительное количество работ коллег. Кроме того, тематика исследований здесь заметно уже, чем в изучении нового и новейшего времени, что опять-таки приводит к постоянным возвращениям к неоднократно разобранным вопросам. У специалистов по древней истории есть еще одно неожиданное преимущество – небольшое количество специализированных изданий и достаточно узкий круг коллег-исследователей. Это приводит к тому, что им легче отслеживать публикации друг друга, в то время как историки, занимающиеся новейшими периодами, буквально тонут в потоке новой литературы.

Есть свои важные особенности и в археологии. Чрезвычайно высокий, по меркам историков, уровень цитирования археологов является следствием того, что формы организации археологических исследований в значительной степени являются коллективными. Дело в том, что археологи работают относительно крупными коллективами, поскольку даже небольшие раскопки и анализ их данных требуют усилий разных специалистов: археологов, почвоведов, химиков и т.д. Если раскопки имеют широкий размах, то необходимо, чтобы сразу несколько археологов готовили отчеты по работе, что приводит к большому количеству авторов одной публикации. Необходимо учитывать и специфику археологических источников. Если на письменные источники можно ссылаться напрямую, то археологические источники становятся, как правило, недоступными сразу после завершения раскопок и консервации объекта и те, кто занимается схожей проблематикой, ссылаются на статьи коллег как на источники.

Как уже отмечалось, у специалистов по новой и новейшей истории количество ссылок заметно меньше. Это объясняется и большим объемом первоисточников, и тематической широтой и сравнительно небольшой историографической традицией. Внимание вызывают только важные, постановочные статьи и монографии, охватывающие широкие проблемы. В этом смысле умение мыслить концептуально – едва ли не главное условие высокого индекса. Заметной полярностью пользуются авторы учебников, в основном из-за общественной значимости их сочинений. РИНЦ позволяет выявить и  наиболее востребованную тематику в изучении нового и новейшего времени. Это история межэтнических отношений, репрессий, Великая Отечественная война, история высшего образования и университетской культуры, история общественной мысли (в особенности консервативной), историческая демография, гендерные исследования и т.д. Чрезвычайно востребована в среде историков, но приносит мало ссылок историческая биография. 

Меньше всего ссылок на краеведческие работы, исследования по источниковедению и историографии. Если небольшое количество ссылок на краеведческую литературу легко объяснимо узостью тематики, то ситуация с источниковедением и историографией гораздо сложнее.  Возможно, это следует связать с небольшим количеством специалистов по этим направлениям. В случае с историографией необходимо учитывать и ориентацию современных историографических штудий на персональный подход. Это приводит к ситуации, когда множество историографов превращаются в «специалистов» по одному, пусть и крупному, историку. Приходится учитывать и слабую разработанность истории исторической науки и культуры в целом, что требует от исследователей ориентироваться на изучение «белых пятен», не имеющих длительной историографической традиции. 

Наблюдения над РИНЦ позволяют уловить и одну важную тенденцию в исторических исследованиях в частности и гуманитаристики в целом. Имеется в виду все усиливающаяся междисциплинарность. Стабильно высокие рейтинги имеют ученые, которые стремятся к исследованиям не только в области классической истории, но и политологии, этнологии, права, демографии и т.д. Публикация в специализированных журналах для политологов, правоведов, демографов и т.д. только способствует росту востребованности материала. Высоким потенциалом цитирования обладают работы, напечатанные в междисциплинарных журналах.

Необходимо отметить и еще одну особенность высших строчек рейтинга РИНЦ. Часто их занимают директора научно-исследовательских институтов, руководители центров, деканы факультетов и т. д. Связано это не только с высоким уровнем их научных трудов (он не отрицается), но и с тем, что С. Фуллер назвал «нормой мафиозности»[8]. Под этим подразумевается ситуация, когда относительно небольшой круг ученых, занимающих высокие административные позиции в научном сообществе, благодаря этому имеет доступ к зарубежным командировкам, преференции при публикации статьи, возглавляет большие исследовательские коллективы, являясь тем самым «презентаторами» их достижений и т.д. Это приводит к тому, что их деятельность получает широкую рекламу и известность, что также способствует частоте цитируемости. Серьезную роль подобная «норма мафиозности» играет во всем мире и при распределении грантов.

Влияет на индекс цитирования и т.н. «эффект Матфея», описанный Р. Мертоном. Суть его в том, что «научные журналы предпочитают публиковать статьи авторов, имена которых на слуху, обретение же известности предполагает не только научные заслуги, но и упомянутые социальные механизмы»[9]. Здесь, впрочем, стоит пожелать начинающим исследователям активнее рассылать свои работы в ведущие научные журналы. При надлежащем качестве они рано или поздно будут опубликованы, ваше имя станет известным редакции и, заработав тем самым необходимый «символический капитал», последующие работы напечатать будет проще.   

От индивидуальных достижений перейдем к показателям исторических журналов. Существует требование ВАК, по которому издание, входящее в перечень российских рецензируемых научных журналов, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученых степеней доктора и кандидата наук, обязано иметь электронную версию и индексироваться в РИНЦ. Показатели периодических изданий рассчитываются на основе разных данных (количества статей, ссылок и т.д.). Но главным является т.н. импакт-фактор (влияние на науку), который высчитывается следующим образом: «Импакт-фактор рассчитывается на основе данных по цитированию журнала в РИНЦ за предыдущие два года (или пять лет). При этом данные по цитированию берутся из публикаций года, для которого рассчитывается импакт-фактор. При расчете импакт-фактора число ссылок, сделанных в расчетном году из всех обрабатываемых в РИНЦ журналов на статьи, опубликованные в данном журнале за предыдущие два года (или пять лет), делится на общее число этих статей. То есть, по сути, данный показатель отражает среднее число цитирований одной статьи в журнале. Например, при расчете пятилетнего импакт-фактора за 2010 год суммарное число ссылок, сделанных в 2010 году на статьи, опубликованные в журнале в период с 2005 по 2009 год включительно, делится на общее число статей, опубликованных в выпусках журнала за 2005-2009 годы»[10].

Если наиболее известные в мире естествоиспытатели публикуются в достаточно узкой группе журналов, то особенностью социальных и гуманитарных наук является то, что «согласия в отношении того, какие журналы следует считать наиболее авторитетными, нет»[11]. Это наблюдение как нельзя лучше определяет ситуацию в мире профессиональных историков. При просмотре самых рейтинговых журналов выясняется, что первые места занимают отнюдь не широко известные толстые академические журналы. Так, «Российская история» находится только на 9 месте, «Вестник древней истории» - на 14, «Вопросы истории естествознания и техники» - на 19, «Новая и новейшая история» - на 27. «Вопросы истории» пока  не имеют импакт-фактора. Балом правят другие издания. Так, на август 2012 г. самый высокий импакт-фактор у сочинского журнала «Былые годы», на втором месте оказывается «Политематический сетевой электронный научный журнал Кубанского государственного аграрного университета». Если первый обязан своим рейтингам тому, что постепенно стал одним из ведущих изданий на юге России, при этом не входя в список ВАК, то второй этот рейтинг создал исключительно искусственным путем. Кликнув на количество цитирований, быстро выясняем, что все ссылки на «Политематический сетевой журнал» расположены в самом «Политематическом сетевом журнале». Еще одна примета времени: журналы борются за высокий индекс, чтобы в дальнейшем дороже продавать места для публикаций и соответствовать всем требованиям при очередном ужесточении требований ВАК для периодических изданий. Очевидно, что нужны какие-то меры против описанных форм самопиара.

Если дистанцироваться от сложного и не всегда понятного импакт-фактора, а ранжировать журналы исключительно по числу ссылок, то картина немедленно приобретает узнаваемые и ожидаемые черты. На первых местах оказываются солидные и имеющие давнюю историю академические издания: «Вопросы истории», «Российская археология», «Этнографическое обозрение», «Вестник древней истории», «Российская история» и «Новая и новейшая история».    

 Чрезвычайно трудно фиксировать показатели учреждений. Сравнивать их сложно, поскольку если статистика по академическим институтам дается, то по факультетам (за исключением истфака МГУ) ее нет, потому что она оказывается в общеуниверситетских показателях. Поэтому в данном случае придется ограничиться сопоставлением рейтингов их сотрудников, входящих в первую сотню историков по данным РИНЦ. Сразу в глаза бросается то, что пальма первенства по-прежнему принадлежит институтам Российской академии наук и ее отделений. Здесь сосредоточено подавляющее большинство самых рейтинговых ученых. Абсолютным лидером является Институт археологии и этнографии Сибирского отделения РАН (Новосибирск), затем следуют Институт российской истории и Институт археологии РАН. Показатели вузов значительно скромнее. Все это свидетельствует о том, что центр исторической науки продолжает находиться в академических структурах. 

Итак, РИНЦ позволяет выявить целый ряд черт современного сообщества профессиональных историков. Среди них и такие важные, как востребованность исследовательской продукции, показатели научных структур и т.д. Очевидно, что данные индекса нельзя абсолютизировать, его показатели требуется учитывать в совокупности с другими критериями научной работы. Например, существует целый ряд историков, заслуживших всеобщее признание среди коллег, но в силу специфических причин их тематика оказывается не слишком популярной, что снижает их формальный рейтинг. Тем не менее, данные РИНЦ в целом объективно показывают общее положение дел, они должны учитываться при оценке качества научной продукции отдельных авторов, успешности функционирования исследовательских коллективов. Их необходимо принимать во внимание при принятии менеджерских решений в сфере управления наукой и распределении грантов.           

   

 

 

---